крепко ее талию, ее локти прижало к телу в смертельном объятье, словно удав, и в считаные секунды втащило беспомощный дух в свою чудовищную пасть. Элинор не могла даже закричать, она и шевельнуться не могла.

– Аждар… – прошептала она.

Существо повернулось к ней всем телом, щупальце вытянулось и огладило ее по голове, словно пробуя на вкус, а может, и лаская, но это все равно было просто омерзительное ощущение. Элинор больше не могла его вынести и бросилась бежать через коридоры и комнаты этого дома-лабиринта, прекрасно понимая, что ей не удастся найти выход. Просто потому, что его нет. «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, – вспомнилось ей, – а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!»[17] Что ж, она угодила в свое зазеркалье, где бесконечные анфилады ненастоящих комнат, где невозможные чудовища, где холмы за окном.

«Я не должна быть здесь, – сказала себе Элинор. – Я – не – должна – здесь – быть! Это галлюцинация, значит, я должна очнуться. – она ущипнула себя, не почувствовала боли, но это ровным счетом ничего не значило. – Это какая-то странная, фантастическая реальность, а значит, я должна отыскать выход домой». «Беги!» – сказала тетушка Эмилия, но эти слова приносили мало пользы. Элинор бежала и бежала, смертельно уставшая, сбившая ноги, сбившая дыхание. В висках стучала кровь. Она начала уже спотыкаться, шаги чудовища за спиной стали отчетливее. Прочитать молитву? Осенить себя крестом? Но язык и руки не слушались Элинор, и ни одно слово не шло на ум. Позвать на помощь? Кого?

Отсюда должен быть выход. Как-то ее затащили сюда, значит, и выбраться она может. Но – как это было? Элинор зажмурилась. Вот она видит перед собой лицо, почти целиком состоящее из зубастой пасти, растянутой до ушей, и гигантских, спиралью крутящихся глаз, оно все ближе и ближе, пасть раскрывается, и Элинор опутывают плети пепельно-серого дыма…

Она остановилась, облизнув губы, резко повернулась на каблуках, и чудовищная пасть Аждара сомкнулась вокруг нее. Клацнули зубы.

Ударился о мостовую с тихим металлическим стуком ее дешевый эмалевый браслетик. Локоть обожгло резкой болью, а потом начало саднить. Было душно и вместе с тем сыро, пахло кровью, гниением, дешевой выпивкой и гарью. Кругом стоял невероятный гам, как бывает всегда, когда лондонцы собираются поглазеть на что-то. Элинор толкнули пару раз, один раз задели ногой, хорошо, если не нарочно. Она поднялась, ошарашенная, не до конца поверившая в то, что находится в привычном мире, среди живых людей. Потом повернула голову и тотчас же зажмурилась, не в силах смотреть на ужасающее зрелище. Конечно же, зеваки не могли собраться ради корзины пушистых котят, а вот мертвое тело (растерзанное, на это хватило и взгляда) привлекало их, как гнилое мясо – мух.

– Расходитесь, расходитесь, нечего вам тут делать! – полицейские начали теснить толпу к выходу из проулка.

Послышались возмущенные крики – толпа не любит, когда ее лишают интересного зрелища; потом кто-то завопил пронзительно – то ли испуганно, то ли возмущенно. «Тут ребенку плохо!» – крикнул женский голос с оттенком сожаления. «Он припадочный!» – взвизгнула другая брезгливо. В этот момент полицейские вытолкали наконец зевак на приличное расстояние и перекрыли дорогу. Не прошло и минуты, как зрители разошлись по своим делам, подгоняемые свистками и дубинками. Впрочем, веселье закончилось, и больше их тут ничто не держало. Всю остальную пищу для сплетен и пересудов они получат уже к обеду из газет и разговоров в тавернах. Элинор сделала несколько шагов, схватилась за фонарный столб и перевела дух. Потом она повернула голову и увидела худенького мальчишку, скорчившегося от боли. Ей потребовалась минута, чтобы сообразить, что она знает этого паренька, это Франциск Форентье, спутник Дамиана Гамильтона. Еще минуту спустя она окончательно вернулась в реальность. Мальчику было очень плохо. Что за лихо привело его сюда, неизвестно, но зрелище явно было для него чересчур чудовищным. Оно и Элинор перепугало бы до полусмерти, если бы не видения того дома, тех существ и – это было почему-то самое ужасное – тех ровных цветных холмов и красных звезд.

– Все хорошо. – Элинор сделала несколько быстрых, непозволительно широких для леди шагов и обняла юношу, прижимая его голову к своей груди, взъерошила мягкие каштановые волосы. – Все хорошо. Дыши, дыши, мой милый. Вот так…

У нее никогда не было младших братьев, хотя хотелось бы. Младшего брата, с которым можно учить уроки, или сестру, которой она заплетала бы волосы и шила кукол. Элинор нравилось быть нежной и заботливой, потому она и пошла в гувернантки (ну и потому, что это достойная профессия для образованной девушки, конечно). Франк сейчас был как младший брат, которого она утешала, чувствуя, как напряженное, сведенное судорогой тело понемногу расслабляется. Руки обхватили ее за талию, сжали сильно, почти до боли. Дрожь потихоньку ослабла, мальчик задышал ровнее. Так они и стояли несколько минут, и даже странно, что вокруг не собралась новая толпа. Наконец Элинор отстранилась и аккуратно стерла с лица мальчика слезы. Он был чумазый, весь в грязи и саже, а у нее не было носового платка, чтобы привести его в порядок.

– Все хорошо, – слабо улыбнулся Франк. – Мы искали вас.

– Меня? – Элинор сделала шаг назад, поправила юбку, отряхивая ее от бледно-серой пыли, и приняла самый независимый вид. – Зачем меня искать? Вот она я.

– Мы нашли вашу записку, мадемуазель, а потом саквояж на улице, и потом Maitre и мистер Гамильтон всю ночь искали вас по карте. А утром мы отправились в город, и вот…

Мальчик бросил короткий взгляд на проулок и побледнел. Элинор, повинуясь внезапному порыву, поцеловала его в горячий лоб.

– И вот ты меня нашел! Спасибо! Просто чудесно, что ты меня нашел, верно?

Улыбка Франка стала шире. Он взял Элинор за руку и потянул за собой.

– Идемте домой, нужно как можно скорее сказать об этом!

– Не лучше ли сначала привести себя в порядок? – Элинор посмотрела на свою юбку, серую от пыли и какую-то… словно бы истлевшую от времени. – Здесь, может, никто не обратит внимания, но около дома… Где мы, кстати?

– Уайтчепел, – ответил Франк.

– О боже… – пробормотала Элинор, потирая лоб. – Ну и ночка. Меня похитили, одурманили опиумом и привезли в Уайтчепел…

Франк бесцеремонно приблизил свое лицо, заставив Элинор отшатнуться, и принюхался. Вновь улыбнулся слегка снисходительно.

– От вас не пахнет опиумом. От вас пахнет… – Он склонил голову к плечу. – Не знаю… знакомый какой-то запах, но чужой.

– Меня вполне устраивает моя собственная версия, – отрезала Элинор. –