– Куда она могла пойти? – Дамиан беспокойно повел рукой, пытаясь осветить хоть что-то, но луч фонаря упирался в желтоватое марево и тонул в нем.

– У нее нет родных. – Грегори досадливо покачал головой. – Друзья, может быть? Проклятье, ни одного кебмена в этот час, ни одного полицейского! Спросить не у кого. Проклятье! Если с мисс Кармайкл что-нибудь случится, мы будем в этом виноваты!

На это возразить было нечего. Дамиан поднял фонарь повыше, борясь с волнами накатывающей слабостью, сжал руку Франка и спустился с крыльца. Еще мгновение, и Франк сорвался вдруг с места, едва не вывихнув Дамиану руку.

– Туда, Maitre!

Он бежал быстро, куда быстрее, чем Дамиан мог вынести, и в итоге тот выдохся в течение секунд. Когда Франк наконец остановился вновь, резко, будто наткнулся на стену, Дамиан рухнул на колени; но руку так и не выпустил. Подоспевший Грегори помог брату подняться.

– Что случилось?

– Это ее сумка? – Дамиан указал на брошенный на мостовой саквояж. – Да кого я спрашиваю?! Франк?

Мальчик аккуратно вытащил запястье из сведенных судорогой пальцев Дамиана, присел на корточки и раскрыл саквояж. Внутри была одежда, но ничего не говорило о принадлежности всех этих вещей. Наконец на белье, которое Франк перерыл без малейшего стеснения, сыскалась метка «Э. К.».

– И где она сама? – нервно спросил Грегори. – Эльфы похитили?

– Франк?

Франк покачал головой.

– Ничего, Maitre. Я было почуял след, но тут он обрывается.

Это «ничего» было самым лучшим изо всех возможных определений. Вообще ничего. Ни свечения, говорящего о магическом воздействии, ни следа теней, ни даже человеческого запаха. Только туман и брошенная на мостовой сумка.

– Очень холодно, Maitre, – слабым голосом сказал Франк. – Чувствуете?

Дамиан покачал головой. Он плохо различал температуры и давно уже почти не ощущал тепло, если не касался человеческого тела или не протягивал руки к открытому пламени. Он жил в постоянном замогильном холоде, и так давно, что уже научился не морщиться и сдерживать постоянный озноб.

– По-моему, даже жарко, – сказал Грегори.

– В полицию идти бесполезно. – Дамиан вновь посмотрел на сумку. – Идем домой, попытаемся отыскать ее по старинке, с кристаллом. Не люблю я это, может до мигрени довести, но, похоже, иного выбора сейчас нет. Есть же у тебя подробная карта города?

Грегори кивнул, смерил брата встревоженным взглядом и поспешил подставить плечо. С другой стороны стоял Франк, и Дамиан цеплялся за него беспомощно, нуждаясь в крохах тепла. Погоня выпила из него последние силы, от недавнего воодушевления не осталось и следа.

– Тот, кто опечатал ваши книги, Maitre… – проговорил Франк спустя полминуты. – Было очень похожее ощущение.

– Это не Тень, ее присутствие я бы ощутил. И на то, что я ощущал в Боне, непохоже. И еще то, что явилось на сеансе Эмилии Кармайкл…

– Так что это? – тихо спросил Франк.

– Мир куда интереснее, чем мы привыкли думать, любовь моя, – улыбнулся Дамиан. – Или ужаснее.

Глава десятая

На какое-то время Элинор потеряла ориентацию в пространстве, а возможно, и сознание. Во всяком случае, она не помнила, как оказалась в холодной, сумрачной комнате, словно сошедшей со страниц готического романа. Обои, еще хранившие зеленоватый оттенок, отслаивались от стен лентами и казались почти живыми существами, и что-то такое… жуткое, хищное было в их рисунке. Большая часть комнаты тонула во мраке, а небольшой пятачок перед окном, освещенный скупо и серо, был весь покрыт пылью, в которой четко отпечатались единственные следы – самой Элинор. За окном, полускрытым истлевшей шторой, занимался красноватый рассвет, и это пока было единственное пятно цвета. Элинор, зябко ежась, подошла ближе и выглянула наружу, двумя пальцами отодвинув волглую штору. Вид, открывшийся ей, был до того фантастический, что она утвердилась в мысли, что все еще спит или галлюцинирует.

Перед ней были холмы, серые, зеленые, лиловые. Ровные округлые холмы, словно на детском рисунке. Так рисует отличник, старательно водя карандашом, штрихуя, не оставляя ни одного клочка бумаги незакрашенным. Небо светлело, выгорая до бледно-голубого, но звезды – мелкие красные точки – никуда не делись. Освещение было странным, болезненно странным, и резало глаза. Кроме холмов и этих враждебных красных звезд, за окном ничего не было: ни деревьев, ни какой-либо иной растительности – кустарников, цветов. Элинор не могла даже поручиться, что холмы покрывала трава, а не какая-то иная… субстанция.

Элинор обернулась, пытаясь привыкнуть ко мраку комнаты. Никогда прежде она не испытывала страха перед темнотой, разве что в далеком детстве, и вот – он нагнал ее, этот страх, набросился, впился мелкими острыми зубами. В такой темноте живут монстры.

И комната, когда ее удалось наконец разглядеть, оказалась монстрам под стать. Очень большая, пустая, с серым потолком, с отслоившимися обоями и облезлым полом. В центре ее стояла огромная кровать, накрытая пологом, пыльным и плесневелым. В кровати кто-то лежал.

– Подойди, – прошелестел неживой, нечеловеческий голос, сухой и пыльный. – Подойди, Элинор, моя дорогая племянница.

Элинор, должно быть, зря выдумала в письме ту мифическую умирающую родственницу. Неурочный час, говорила ее настоящая тетка, Эмилия. В иной час и вздохнуть опасно.

Элинор приблизилась, бормоча себе под нос: «Бабушка, почему у тебя такие большие зубы?»

То, что лежало в постели, имело отдаленное сходство с человеком, примерно как «полицейский» на улице. Оно походило на мумию или на неумело сделанную куклу, совершенно белую, с белыми волосами, тонкими как паутина. И у него были глаза, вернее то, чем это гротескное существо смотрело. И пасть, которая, пока существо «говорило», не шевелилась, лишь трепетал за острыми, как иглы, зубами язык.

– Какое счастье, что ты в безопасности, дорогая Элинор, моя племянница, – говорило существо. Сухая, похожая на веточку конечность коснулась запястья Элинор, и та едва успела отскочить. – Чувствуй себя как дома, Элинор, моя племянница.

Это был словно… автоматон. Механизм, заведенный, способный повторять одно и то же, в чем-то почти неотличимый от человека, но все равно – бесконечно гротескный. Элинор отступала, пока не добралась до двери, не сводя глаз с существа в постели. А потом она быстро развернулась и бросилась бежать, поскальзываясь на пыльном полу.

Если это существо было извращенной пародией на человека, то и весь дом был пародией на реальное человеческое жилище. В нем были коридоры, комнаты, двери и окна, в нем была мебель, но тот, кто создавал пространство, имел крайне смутное представление о том, что для чего предназначено. Поэтому коридоры сплетались под самыми причудливыми углами, превращаясь в настоящий лабиринт. Двери открывались в никуда,