– Что же в нем смешного? – Я решил во чтобы то ни стало выяснить точный адрес. Улицу знаю, квартиру тоже, осталосьтолько номер дома узнать.

Неля рассмеялась.

– А там раньше, в советские времена, похоже,лозунг наверху написан был, типа «Слава родной КПСС». Буковки-то замазали ивместо них намалевали рекламу фирмы «Голд», а слова «родной КПСС» сквозьзамазку проступили. Вот и вышло: «Голд родной КПСС», классно получилось.Действительно, полный Голд [6].

Заплатив в «Ягуаре» за скромную трапезу целоесостояние, я избавился от желавшей во что бы то ни стало зазвать меня к себеНели и решил ехать в убежище к Егору.

Если честно, я считал себя почти героем. АдресЮрия я добыл в тяжелой борьбе, сейчас отчитаюсь перед Дружининым, а потомотправлюсь к Трофимову. Обращали ли вы внимание на то, как по-разному поройтечет время? Иногда день пролетает со скоростью сверхзвукового самолета, неуспеешь глазом моргнуть, уже вечер, а бывает, тянется жвачкой, столько всегопеределаешь, а еще и трех не пробило. Вот и сегодня выдался подобный денек,конца и края ему не видно.

Я включил радио и, бездумно слушая глупуюболтовню ведущей, порулил в супермаркет. Нужно купить другу продукты, а заоднои прихватить всякие мелочи вроде зубной щетки, пасты, мыла и одноразовых бритв.

Дотащив до квартиры пакеты, я повесил один напривинченный к стене крючок и позвонил. Егор не спешил открывать. На всякийслучай я придвинул лицо к двери и отчетливо произнес:

– Открывай, это Ваня.

Честно говоря, я полагал, что друг стоит вприхожей и пытается понять, кто нажимает на звонок, «глазка» тут нет,видеодомофона, ясное дело, тоже.

– Открывай! – повысил я голос.

В ответ – молчание.

– Егор!

Нет ответа. Внезапно у меня похолодели руки, яподнатужился, нажал что есть силы на хлипкую дверь, услышал тихий треск и чутьне упал. Створка распахнулась. Швырнув пакеты на пол, я ринулся в комнату ипомертвел. На диване с закрытыми глазами лежал Егор.

Я бросился к другу и начал трясти его.

– Что с тобой?

Дружинин с трудом приоткрыл глаза и прохрипел:

– Мне плохо!

Я пощупал его лоб, похоже, у Егора высокаятемпература.

– Лежи, лежи, – засуетился я и схватилсяза телефон.

«Скорая» прибыла на удивление быстро. Двеусталые женщины: одна лет сорока пяти с виду, другая вдвое моложе, развернулибурную деятельность. Мерили Егору давление, температуру, делали уколы.

– Похоже на двустороннее воспаление легких, –вынесла вердикт старшая, – в подобных случаях мы рекомендуемгоспитализацию.

– Он, наверное, сильно застудился, –влезла со своими комментариями медсестра, – ходил без шапки!

– Замолчи, Марина, – сердито велела врач.

«Егор пролежал ночь в могиле, хоть и втермобелье, и на специальной подстилке, но, очевидно, этих предосторожностейоказалось мало», – чуть было не ляпнул я, но вовремя прикусил язык ибыстро спросил:

– А дома его оставить нельзя?

Врач поправила очки.

– Естественно, насильно мы его не увезем, новы сумеете обеспечить ему уход? Регулярные инъекции? Воспаление легких – этосерьезно.

– Да, да, – закивал я, – лучше вбольницу.

– Вы попробуете сами дойти до машины? –наклонилась над Егором доктор.

Ответа не последовало, эскулапша нахмурилась ипосмотрела на медсестру, та загремела железным чемоданом.

– Ему совсем плохо? – испугался я,увидев, как девушка снова отламывает головки ампул.

– Значит, увозим? – вопросом на вопросответила врач и, не дождавшись моего ответа, велела: – Давайте его паспорт иполис с собой прихватите, он в клинике понадобится.

– У него только справка о смерти имеется, да ита у жены осталась, – брякнул я.

Медсестра уронила шприц, я моментальнозахлопнул рот и стал мысленно ругать себя за оплошность.

– Вам не кажется глупым шутить подобнымобразом? – возмутилась врач. – Живо ищите паспорт!

– Сейчас, сейчас, – закивал я, пошел накухню, вынул из барсетки свой документ и вернулся в комнату, – вот, прошу.

Не надо считать меня идиотом. Мы с Егоромпохожи, оба темноволосые, никаких особых примет не имеем. Только я намного вышеростом, но по фотографии этого не определить. Фото на паспорте, как правило,ужасное, я сам там себя не узнаю, да и не станет врач изучать снимок, ей нужнылишь общие данные плюс прописка.

– Подушкин Иван Павлович, – с удивлениемвоскликнула врач, – я в свое время увлекалась романами Павла Подушкина,замечательные книги писал. Он меня от смерти спас.

– Кто? – удивился я.

Докторица отложила ручку.

– Мне в четырнадцать лет поставили страшныйдиагноз: саркома, и положили в клинику. Сами догадываетесь, какое у менянастроение было! Вокруг бабы в слезах, страх просто! И тут кто-то дал мне романПодушкина, и я увлеклась, перестала думать о самоубийстве. Там как раз речь шлао мальчике, которого все считали безнадежным, семнадцатый век, медицина неразвита. А он выжил… название книги вот забыла.

– «Свет чужой звезды», – машинальнонапомнил я.

– Верно, – обрадовалась врач, – апотом выяснилось, что саркомы у меня нет. Вот я и решила стать врачом. ЭтотИван Павлович не родственник ли писателя?

– Сын, – осторожно ответил я.

– Ну и ну! – возмутиласьдокторица. – И в такой нищете живет! Погодите-ка!

Не успел я охнуть, как врач вытащиламобильный, набрала номер и воскликнула:

– Татьяна Михайловна? Зоя Васильевна беспокоит.Да ничего, скриплю. Спасибо, он уже в институт поступил, нет, насмотрелся намать, иностранные языки учить решил. Танечка, возьмешь одного моего больного?Очень надо! Понимаю, конечно, но крайняя необходимость. Это сын писателяПодушкина. Что ты! Хорошо! Ну спасибо.

Быстро сунув телефон на место, Зоя Васильевнаповернулась ко мне: