– Вава, смотри, – заверещаламаменька, – это подарки Вольдемара! Вот! Кольцо! Шикарный бриллиант!Ожерелье! Браслет! Камни редкой воды! Дайте мне чаю! Вольдемар, дорогой, не пейконьяк, он тебя не достоин.

Владимир Иванович улыбнулся и вытащил изкармана черную бархатную коробочку.

– Тут еще перстенек.

– Вау!

– О-о-о!

– Дайте глянуть!

– Это изумруд!

– Невероятно!

Издавая звуки, которым могли бы позавидоватьсирены, дамы кинулись рассматривать новый презент.

– Видишь, Нико, – взвизгнула Кока, –я всегда считала, что в награду за сына-балбеса ты заслужила счастье! Конечно,мои камни лучше, но этот на втором месте!

Я вздрогнул и подошел к стоящей в сторонеСонечке.

– Что тут происходит?

Девушка хихикнула.

– Дядя влюбился в Николетту, она ответила емувзаимностью. Правда, сначала мне казалось, что Нико не готова к замужеству, нопотом дело уладилось.

– Они ухитрились оформить отношения?

– Ну да! Дядечка пошептался с кем надо взагсе, и им поставили штамп. Сейчас, так сказать, просто чай, настоящую свадьбусыграют позднее. Нико хочет устроить торжество по первому разряду.

Мой бедный бумажник вспотел в ожиданиинеминуемых трат.

– И дядюшка пообещал ей все-все, –улыбалась Сонечка, – завтра они с Нико начнут разрабатывать планторжества. Кстати, Ванечка, ты не против, если я тоже тут поживу? Все-таки яплемянница жениха!

«По-моему, ты и так уже здесьпоселилась», – чуть было бестактно не ответил я, но тут внезапно до менядошло. Николетта вышла замуж! Официально! В ее паспорте стоит необходимаяотметка! А маменька при всей своей внешней легкомысленности очень расчетлива,она из тех людей, которые бросаются в омут, просчитав предварительно егоглубину, ширину и поставив на краю МЧС в полном составе. Почему же Николеттамоментально понеслась в загс?

– Какой рубин! – взвизгнула Мака.

– Да, хорош, – грустно признала Кока.

Вот вам и ответ на вопрос! Владимир Ивановичбогат, он засыпал Николетту драгоценностями, и маменька решила не упускатьшанса! Действительно, если девушке «немного за тридцать», сорок, пятьдесят,шестьдесят, то «надежда выйти замуж за принца» резко уменьшается. Но почемуВладимир Иванович остановил свой выбор на Николетте? Положа руку на сердце, онане похожа на идеальную спутницу жизни!

– Ванечка, ты расстроился? – нежнымколокольчиком прозвенела Соня. – Зря, дядя Володя очень хороший человек, ион обеспечен. Думаю, Нико теперь не будет нуждаться! Ей не придется, какраньше, весь день горбиться со спицами в руках, вывязывая на продажу кружевныесалфетки!

Я вытаращил глаза. Николетта и спицы? Волк ипюре из шпината? Заяц, танцующий на сцене Большого театра? Есть ли на светеболее нереальная вещь, чем маменька, занимающаяся рукоделием? Вот, значит,каким образом Николетта купила простоватого Владимира Ивановича! Наплела емунебылиц про свою тяжелую, полную страданий жизнь.

– Конечно, – не обращая внимания на моевытянувшееся лицо, вещала Сонечка, – ей пришлось туго. Я чуть незаплакала, слушая рассказ о судьбе Нико. В четырнадцать лет родители выдали еезамуж за старого мужика, который искал не столько супругу, сколько мать своемусыну Ивану.

– То есть мне? – уточнил я.

– Конечно, – закивала наивнаядурочка, – Нико человек ответственный, вот и тянула воз, терпела унижения,иногда побои, голодала, но вывела мальчика в люди, не бросила его после кончиныотца, выучила в институте, пристроила на работу и до сих пор подсовывает емуденьги, отрывает от пенсии, отказывает себе во всем! Дядя Володя заплакал,когда она призналась ему, что мечтает о простой золотой цепочке! Ясное дело, онсхватил Николетту в охапку и…

– …скупил для бедняжки весь магазин, –договорил за нее я.

– Ваня! А ты бы поступил иначе? –укоризненно осведомилась Сонечка. – Знаешь, дядя Володя последнее времястал такой грустный, ему просто не о ком было заботиться. Ну не покупать жебывшим женам по третьему дому и восьмой машине! Ладно бы семь лимузинов, этохоть как-то оправданно: в понедельник едешь на «БМВ», во вторник на«Мерседесе», но восьмой-то куда девать? Нонсенс! А тут Нико! Несчастная!Бедная! Со стертыми в кровь от вязания пальцами! Эта убогая квартирка!Автомобиля у нее нет! Сын… ну ладно, оставим эту тему!

Я слушал Сонечку и, как пловец на дальнююдистанцию, внимательно следил за своим дыханием: вдох—выдох. Наверное,регулярное поступление кислорода в мозг сделало мой ум острым. Минуточку!Николетте на жизненном пути попался очень богатый дядька. Значит, теперь омаменьке будет заботиться муж! Это ему придется терпеть ее истерики и капризы.А еще Николетта оставит мысль о женитьбе сына на Сонечке, она вообще перестанетвешать на меня ярмо брака. Боже, я свободен!

– Ваня, – вещала тем временемСоня, – конечно, ты можешь встать в позу, но учти, дядя Володя настроенсерьезно, он…

– Сонечка, – перебил я глупышку, –разрешите поцеловать вас? По-родственному, в щечку. Мы же теперь… э… еслиВладимир Иванович вам дядя, то Николетта тетя, а я… кем вам прихожусь я?

– Двоюродным братцем, – хихикнуладевушка, – кузеном.

– Вава, – заорала Кока, протягивая мнетарелку с куском бисквитного торта, – скажи, ты счастлив?

– Очень! – с жаром воскликнул я. –До такой степени, что даже готов съесть этот оковалок!

Остаток вечера я, мучаясь изжогой, провел удвери квартиры Юрия. Неля не соврала, ни дом, ни обшарпанная створка совершенноне соответствовали мужчине столь импозантного вида. Трофимов в день фальшивыхпохорон Егора щеголял в дорогом костюме от пафосной фирмы, а на его пальцепосверкивал тяжелый перстень, на мой взгляд, вульгарный. Сильной половинечеловечества не пристало украшать себя каменьями, эту слабость лучше оставитьнежным дамам. Но я не настроен обвинять Юрия в отсутствии вкуса, простоотмечаю: если ты имеешь дорогие вещи, то, скорей всего, и живешь не в грязнойноре, но в отношении Трофимова это правило не сработало.

В полнейшей тоске я мерил шагами крохотноепространство. Когда стрелки часов подобрались к девяти, меня охватилобеспокойство. А почему я решил, что Трофимов вернется домой? Небось у него естьдевушка, у которой он и остался ночевать.

Не успел я укорить себя за глупость, какстеклянная дверь, отделявшая крохотный коридорчик от общего холла, хлопнула, ипередо мной возникла тетка лет сорока пяти, усталая, бедно одетая особа спотертой сумкой.