Дверь мне открыла… Кока.

– Ах, Вава, – заломила она костлявые,унизанные кольцами лапки, – скажи, ты счастлив?

– Ну… в принципе да, – осторожно ответиля, не очень понимая, чем вызван интерес ко мне заклятой маменькиной подружки.

Взгляд упал на вешалку, забитую верхнейодеждой, я уловил громкие голоса, доносящиеся из большой комнаты, и удивился:по какому поводу вечеринка? Я общался с Николеттой утром, и она ни о чем такомне говорила!

– Вава, какой ты неспешный, – возмутиласьКока, – ну же, пошевеливайся, дружочек, без тебя никак!

– Что значит «никак»? – поинтересовалсяя, поправляя галстук.

– Только тебя и ждем, – засмеялась Кока.

Мне стало совсем не по себе.

– Зачем?

– Сюрпри-из, – противно протянула Кока, итут в переднюю выскочила Мака, разодетая в ярко-синее платье, отороченноерозовым мехом.

– Пришел! – подпрыгнула она и забила владоши: – Браво, браво, браво!

Даже учитывая всегдашнюю экзальтированностьМаки, ее поведение слегка настораживало.

– Дорогая, – ледяным тоном заявилаКока, – оставь Ваву в покое.

– Но подобное случается лишь раз вжизни, – захныкала Мака, – я просто радуюсь за нашего мальчика!

– Ванечка, – заорала Люка, врываясь вприхожую, – ей-богу, тебе страшно повезло! Такая радость, мы сразуприехали! О! О! О! Она красавица!

– Кто? – тупо поинтересовался я.

– Да невеста же, – вновь заскакала Мака,а потом, как обычно, изображая из себя дошкольницу, засюсюкала: – Класавица,класавица!

Мою голову будто сжал невидимый железныйобруч, чья-то безжалостная рука принялась закручивать гайки, виски стиснуло.Невеста? Чья? Что тут готовится?

– Он оцепенел! – констатировала Люка.

– От счастья, – вздохнула Кока.

– Смотлите, смотлите, – кривляласьМака, – Ванечка лыдает от ладости!

Цепкие пальцы появившегося Пусика вонзились вмое предплечье.

– Ванечка, – шепнул мне в уходедок, – поверь, это лучший выход. Я – старый полковой конь, понимаю,каково тебе сейчас, но мужайся! В конце концов, мы живем на свете для продолжениярода!

У меня закружилась голова, ноги сами по себенаправились к двери, но вырваться из толпы беснующихся дам было совершенноневозможно. Меня впихнули в гостиную.

– Ну как? – взвизгнула Люка. – Онашикарна?

– Ты рад? – Кока ткнула меня в бокостреньким кулачком. – Ой, мы идиотки! Ведь невеста должна выйти под звукимарша Мендельсона, мы же все отрепетировали! Пусик, дорогой, немедленно заводи,и ОНА появится.

– Классно, классно, – засучила ножонкамиМака, – ах, обожаю свадьбы. Может, мне тоже расписаться?

– С кем? – испепелила взглядом не в мерурасшалившуюся подружку Кока. – С кем ТЫ можешь пойти под венец?

– Ну… с Андреем Львовичем, – сбавила тонМака.

– Он женат, – напомнила Кока.

– Тогда с Лешей!

– Шофером! С ума сойти!!! – взвизгнулаЛюка. – Мака! Это нонсенс!

– Я же не собираюсь с ним жить, –принялась оправдываться дама, – просто хочется белое платье, фату,праздник, а потом разведусь.

– Пусик, – возмутилась Кока, –сколько можно возиться!

– Сейчас, дорогая, быстро только неприятностислучаются, – ответил тот из угла, и тут же под сводами гостиной грянулаторжественная музыка.

Я, презрев все приличия, рухнул в кресло.

– Посиди, Вава, – милостиво разрешилаКока, – я очень хорошо тебя понимаю, от радости ноги дрожат.

Дверь, ведущая в спальню Николетты,распахнулась, из нее торжественно вышла стройная девушка в подвенечном платье.Белый наряд из шелка полностью закрывал ноги, голову укутывала кружевная фата.Макушку Сонечки, а это, ясное дело, была она, украшали мелкие белые цветочки,из них же был составлен букет, который невеста держала в руках, затянутых вперчатки.

Около невесты топтался красный от волненияВладимир Иванович. Ради торжественности момента он разоделся женихом: черныйкостюм, рубашка с кружевным жабо и большой бриллиант вместо бабочки. Парочкадвигалась медленным шагом под звуки отвратительной музыки. Кто сказал, чтомелодия, написанная Мендельсоном, радостная? Для меня она звучала похоронныммаршем, потому что я наконец понял, что тут происходит: официальная помолвкаИвана Павловича и Сонечки. Ох, чуяло мое сердце, не хотел я идти к Николетте!Значит, маменька ухитрилась ловко обстряпать дело, ей страстно хочется статьсвекровью богатой невестки! Ну, Иван Павлович, попал, ты, дружок, словно заяц вбульон. Впрочем, в пословице говорится про кура, но в моем случае замена птичкина длинноухого не меняет расклада. Или петух не птица? Кто он, этот несчастный,вынужденный существовать в одиночестве среди жирных, глупых куриц? Отчего неулетает прочь?

Я попытался встать, но морщинистая лапка Кокирезко опустилась на мое плечо, вдавив в кресло.

– Вава, – повелительно и торжественносказала дама, – ты же счастлив?

По щеке Коки медленно сползла слеза.

– Она прекрасна! – дрожащим голосомпродолжала она.

Все присутствующие разом зашмыгали носами.Владимир Иванович вытащил огромный носовой платок с монограммой и прикрыл имлицо.

– Не верю, – прошептал он, – пока неверю!

– Вава, – возвестила Кока, –поднимись и протяни руку невесте.

Я вцепился в кресло, глубоко вздохнул,задержал дыхание, а потом, словно скатываясь с обрыва в ледяную воду, резкоответил:

– Нет!

На душе сразу стало спокойно, в гостинойповеяло свежим воздухом. Невеста выронила букет. Мака быстрее кошки схватилацветы, перевязанные атласной лентой.

– Ага! – торжествующе воскликнулаона. – Мне следующей замуж идти.

– Неправильно, – запищала Люка, –букет швыряют в толпу!

– Вот-вот, – изо всех сил сжимаянесчастные розочки, закивала Мака, – их кинули!

– Просто уронили!