каким бы он ни был, создан не только для вас. Мир…

Ф е л и п е (наконец встает, хватается за стол; его замутненный взгляд, в котором под слоем пепла горит огонь, устремлен на падре Суанцу). А вы знаете, что такое этот мир?..

С у а н ц а. Знаю!

Ф е л и п е. Может быть, и впрямь знаете, но сами себе лжете. Мир, мой дорогой падре, это огромная, черная, смердящая куча дерьма!

На лестнице и в коридорах раздается топот босых ног. Шаги приближаются. Кажется, это длится очень долго. Потом появляются  ч е т ы р е  и н д е й ц а. На грязной попоне они несут труп. В глубине сцены опускают на пол. Еще глубже, в конце ведущего на сцену коридора, стоит небольшая группа индейцев. Их силуэты едва различимы. Пауза.

С у а н ц а. Принесли тело, дон Фелипе. Хотите взглянуть?

Ф е л и п е. Нет! У повешенных опухшее лицо и вывалившийся язык. Пускай остается прикрытым. (Стоит спиной к индейцам.)

И н д е е ц (пожалуй, тот, что изображал святого Лаврентия, садится на корточки и приподнимает попону. Зовет тихо, серьезно). Дон Балтаза-а-ар! Дон Балтаза-а-ар! Дон Балтаза-а-ар! (Словно ждет ответа; затем так же тихо начинает кукарекать.) Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!

К нему присоединяются индейцы, стоящие в глубине сцены. Приглушенные крики «кукареку». Опять шаги. Индейцы отступают назад и сбиваются в кучу; такими мы их уже видели. Входят  М а р г е р и т а  и  К а э т а н а. За ними  П е д р о  и  П а б л о. Пабло несет какой-то предмет, завернутый в тряпку. Женщины проходят мимо трупа, к столу. Каэтана протягивает руку к бутылке.

М а р г е р и т а. Можешь выпить!

Ф е л и п е (только теперь поворачивается). Что это? Что это такое? (Показывает на предмет в руках у Пабло.)

Пабло разворачивает тряпку. Топор.

С у а н ц а. Кто?

К а э т а н а. Господина секретаря больше нет в живых. Мануэль закопает его под кучей навоза.

Ф е л и п е. Это ты?!

К а э т а н а. Она. И я. (Поднимает стакан, пьет долго и жадно.)

С у а н ц а. А где слуги?

П е д р о. Там же. В навозе.

П а б л о. Они сняли оружие, поэтому удалось… Мы уже разучились. Но сделали все, что нужно.

С у а н ц а. Кто вам приказал?!

П е д р о. Никто. Сколько я помню, экселенца всегда думал и решал за нас. Один раз можем и мы…

Маргерита садится во главе стола. Каэтана наливает ей вина и придвигает стакан.

С у а н ц а. Педро, выпроводи индейцев!

П е д р о. Они меня тут спрашивали…

С у а н ц а. О чем?

П е д р о. Просят петухов…

С у а н ц а. Каких петухов?

П а б л о. Бойцовых петухов дона Балтазара.

Ф е л и п е. Пускай возьмут!

П а б л о. А как с выпивкой?

Ф е л и п е. Выкатите им двадцатилитровую бочку. Только пусть не кричат, когда напьются!

П е д р о. Мы проследим!

И н д е й ц ы  покидают сцену. Когда они уже далеко, на лестнице слышится кукареканье. Каэтана подходит к трупу и становится перед ним на колени. Кажется, она поет колыбельную. Едва слышно. Суанца подходит к столу. Садится. Некоторое время все молчат.

С у а н ц а. Зачем вы это сделали, донья Маргерита?

М а р г е р и т а. Зачем?.. Потому что спасение его души важнее, чем спасение моей!

С у а н ц а. Вы считаете, кто-то должен был?..

М а р г е р и т а. Должен! Я запачкала платье в крови.

Ф е л и п е (садится в свое кресло, листает Библию, говорит спокойно). Эта женщина лжет, падре! Спасение души для нее все равно что прошлогодний снег. Прочесть вам о том, что обрушилось на нас? Здесь написано…

М а р г е р и т а. Читай, Фелипе!

Ф е л и п е. Он приводит советников в необдуманность и судей делает глупыми.

Он лишает перевязей царей и поясом обвязывает чресла их;

князей лишает достоинства и низвергает храбрых;

отнимает язык у велеречивых и старцев лишает смысла;

покрывает стыдом знаменитых и силу могучих ослабляет;

открывает глубокое из среды тьмы и выводит на свет тень смертную;

умножает народы и истребляет их; рассевает народы и собирает их;

отнимает ум у глав народа земли и оставляет их блуждать в пустыне, где нет пути;

ощупью ходят они во тьме без света и шатаются как пьяные.

С у а н ц а. Этого мало! Здесь нет ответа!

М а р г е р и т а. А его никогда и не будет!

Пауза. Каэтана с отрешенным лицом стоит на коленях возле трупа. Издали доносится кукареканье. Входит  П а б л о.

П а б л о. Надо подготовить катафалк…

Ф е л и п е. Да, пора… Что еще?..

П а б л о. Служанки говорят, что ребенок плачет. Время его кормить…

Ф е л и п е. Иди к ребенку, Каэтана!

Издали слышится песня, с которой начался спектакль.

З а н а в е с.

БЛУДНЫЙ СЫН

Пьеса

Перевод Т. Жаровой.

© Andrej Hieng

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

О т е ц.

М и р а.

З о ф и я.

Э д о  В е т р и н.

Б у б н и к.

Л е в е ц.

Р е з к а.

Н а д а.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

На освещенной части сцены сидит  О т е ц, он вырезает из газеты статьи и вклеивает в большую тетрадь. Одновременно с боем невидимых часов появляется  М и р а. Это довольно грузная и медлительная женщина. За ней остается полоска света, словно дверь не закрыта. Бросив взгляд на Отца, Мира вытягивает руки, рассматривает их.

М и р а. Как отекли! Пока дождь не пойдет, у меня так и будут пышки вместо рук. Гадость какая. Может, это от почек?

О т е ц. От лени и нефти!

М и р а. От какой еще нефти?

О т е ц. Нефть затянула пленкой моря и реки, испарение воды поэтому намного уменьшилось. Засухи и застои. Если эта пленка где-нибудь прорвется, небо, словно губка, впитает в себя влагу и затем отдаст ее людям. Где как: Сава высыхает, а на Миссури наводнение. Ничего не известно о минеральных маслах, о катастрофах.

М и р а. Пощади меня со своими пророчествами, отец. Меня мои почки интересуют.

О т е ц. Тебе, надо полагать, известно, что мы терпеть не можем твою ипохондрию. От женщины, которая — nota bene[16] — все свободное время пролеживает в постели, нет никакой пользы. Наследника-то нет как нет и не будет!

М и р а. Ужалить меня хочешь, но это тебе не удастся! Наследник! Я его не искала, не ждала, на это чудо я дома насмотрелась. (Очень тихо и зло.) Зачем тебе наследник, если у тебя есть сын?

О т е ц (поспешно закрывает тетрадь и опускает голову). Хорошо бы тебе замолчать! Ленивая змея хочет укусить, но у меня всегда найдется противоядие, можешь при себе оставить свой яд, тебе же лучше будет.

М и р а. Видишь, я села. Ни слова о сыне! (Садится.)

В двух отдаленных церквах слышен звон колоколов: Ave Maria.

О т е ц (вслушиваясь, наклоняет голову, затем напевает шутливо). «Вечерний звон…» Раньше у колоколов был звон лучше. После первой мировой их совсем не стало.

М и р а. Очень может быть.

Отец снова напевает.

Я эту песню хорошо запомнила: ты всегда бубнил ее, когда у тебя что-то не ладилось. И когда маму увозили в больницу.

О т е ц. Ты уже в том возрасте, когда предаются воспоминаниям?

М и р а. Скажи мне, почему ты ни разу не был