господин учитель… (Шмыгает носом и поднимает глаза кверху, очевидно, как это делал Тине.)

Мира и Отец со смехом ей подпевают.

З о ф и я, О т е ц, М и р а (поют). …оплот просвещения, наш вдохновитель…

Смех переходит в общее возбуждение, вызванное воспоминаниями о прошлом.

З о ф и я. Мама выносила детям поднос с пончиками.

М и р а. Да! А после, только разойдутся малыши, приходили ребята из старших классов.

З о ф и я. Выглядывала луна.

О т е ц. На траву ложилась роса. Просто удивительно, я не могу припомнить, что они обычно пели.

М и р а. Смотрите-ка, не помнит, злодей!.. «Заздравную»?..

З о ф и я. Нет, постой-ка!

О т е ц. «Моряка»!..

З о ф и я. А, вспомнила! «Сонную луну»!

М и р а. Точно!

З о ф и я. А что, втроем мы смогли бы ее спеть?

О т е ц. Давайте попробуем!

Отец, Мира и Зофия встают рядом и после нескольких попыток поют. Напряженность исчезла, песня уносит их в мир воспоминаний.

З о ф и я, О т е ц, М и р а (продолжают петь).

Ночь усталая молчит,

Сонная луна бежит

По городской площади…

Бьют часы. В глубине сцены появляется мужчина с зонтиком. Он ставит на пол дорожную сумку, но зонтика не выпускает из рук. Осторожно ступая, проходит вперед. Кажется плутоватым, волосы взъерошены, глаза горят — этакий Паганини. Одет он так, что среди завсегдатаев привокзальных буфетов может сойти за своего. Это  Э д о  В е т р и н.

В е т р и н. Такие песни всегда западают в душу! Добрый вечер! Вы были увлечены пением и не слышали, как я стучал, вот я и вошел. Вы ведь не рассердитесь? Ох, да что это я! Дядюшка, я вас приветствую! Вы и представить себе не можете, как я счастлив видеть вас и заранее желаю вам всего наилучшего в день рождения!

Отец, Мира и Зофия переглядываются. Этот человек им не знаком.

З о ф и я. Что вам угодно?

В е т р и н. Что мне угодно? Приветливое слово, руку! Стул! Внимание!

М и р а. Пардон!

В е т р и н. За что пардон?

М и р а. Я вас не понимаю… здесь, очевидно, какое-то недоразумение…

В е т р и н. Вовсе нет.

М и р а. Простите, но мы вас не знаем!

В е т р и н. Вы, конечно же, не знаете, но вот дядюшка…

М и р а. Кто это, отец?

Старик не отрываясь смотрит на Ветрина, который медленно опускает протянутую для пожатия руку, лицо его искривляет усмешка.

В е т р и н. Неужели все повторится снова?!

О т е ц. Дверь там.

В е т р и н. Мне уйти?

О т е ц. Дорога вам известна. В обратную сторону она такая же.

В е т р и н. Вы и на этот раз хотите от меня откреститься? Говорите мне «вы»?!

О т е ц. Да мне и не от чего открещиваться!

В е т р и н (неожиданно вкрадчивым нагловатым тоном). Ох, дядя, на этот раз вам это не удастся, хотя некоторые говорят, что получается только на третий раз… С меня и двух хватит! Я пришел на именины.

З о ф и я (наивно, с воодушевлением). Мы будем праздновать день рождения!

М и р а. Подожди, Зофия! Кто этот человек? Отец, я требую, чтобы ты мне сказал, кто это.

Ветрин учтиво склоняет голову, как кавалер, ждущий представления даме.

О т е ц (предельно краток). Это твой двоюродный брат, племянник твоей покойной матери. Эдо Ветрин, если мне не изменяет память и я правильно запомнил это достойное имя и фамилию.

В е т р и н. Отлично!

О т е ц. А сейчас я его попрошу удалиться, потому что я действительно не знаю, о чем мы можем с ним говорить.

В е т р и н (поспешно). О прошлом и о том, как вы меня дважды уже выгоняли, дядя! Но теперь я не уйду!

З о ф и я. И правда, так не годится, человек пришел, родственник…

О т е ц (с несвойственной ему резкостью). Замолчи!

В е т р и н. Вижу былую решительность!

О т е ц. Еще бо́льшую, приятель!

Ветрин ведет себя странно и неожиданно: стремительно раскрывает над головой зонтик. Его речь сбивчива и заметно напряженна.

В е т р и н. Вот так и мы с матерью под зонтиком прижимались друг к другу. Дождь лил третий день, но идти было надо. Двери школы днем закрыты, в деревне, не помню уж, как она называлась, ни души. Поезд пришел в два часа. Можно понять, почему мать взяла меня с собой, — ведь дети, как водится, вызывают сочувствие: мне же было восемь лет. Школьный сторож сказал: «Если, господин учитель не захочет открыть, в дом вам не попасть!» Господин учитель стоял за окном на втором этаже, а мы с мамой под зонтиком на дороге. Тогда все дороги были немощеные и грязи было по колено. Верно?

О т е ц. Верно! И господин учитель недвусмысленно вам сказал — и сегодня сказал бы то же самое: у него нет денег для спасения несусветного мота!

В е т р и н (очевидно, изображая мать под зонтиком). «Но, Миле, я не ради него прошу! Ради ребенка, разве ты не видишь?! Я знаю, у тебя есть и у Эммы есть, как-никак Эмма мне сестра. Где Эмма? Эмма! Эмма!» (Перестает подражать матери.) Действительно, а где была в это время тетя?

М и р а (неожиданно вступает в разговор). Мы с матерью были заперты в спальне на противоположной стороне дома.

В е т р и н. À propos[18], так как же называлась та деревня?

М и р а. Лазно. Теперь мне многое становится понятным.

О т е ц. Да ничего тебе не понятно! (Ветрину.) Повторяю, я не мог взвалить на себя моральную и материальную ответственность вместо человека, который одну за другой наживал себе неприятности.

В е т р и н. И вы не испытываете угрызений совести, когда говорите такое о моем отце?

О т е ц. Правда всегда глаза колет.

В е т р и н (торопливо). Вы были влюблены в мою мать, а женились на ее сестре, разве не так?

О т е ц. Терпеть не могу фантазеров! Кто вы, собственно говоря, такой? Актер? Рассказики пописываете? «Отвергнутая мольба». «Дитя под дождем»…

В е т р и н. Хорошо! (Закрывает зонтик.) Вы видите, я уже убрал зонтик! (Поворачивается к Мире.) Милая кузина, позвольте познакомить вас с другой историей о «выставлении вон»?

М и р а. Пожалуйста.

В е т р и н. На этот раз было без меня, ситуация еще более щекотливая — война, сами понимаете, — поэтому дядя принял мою мать и выслушал ее.

М и р а. А моей мамы не было в живых…

В е т р и н. Да, тетушка уже умерла. В сорок третьем.

М и р а. Что хотела твоя мама?

В е т р и н. О, как это здорово, что ты называешь меня на «ты»! Как тебя зовут, скажи, пожалуйста?

М и р а. Мира.

В е т р и н. Мира… Она хотела, чтобы он спрятал меня от итальянцев, которые за мной охотились, у него ведь был собственный бункер… Какие у тебя милые глаза!

Отблески молнии, вдалеке раскаты грома. Ветрин и Мира переглядываются.

М и р а (резко оборачиваясь к Отцу). Ты его не спрятал?

З о ф и я (до сих пор молча наблюдавшая за всеми, бросается к дяде и обнимает его, словно желая защитить). Оставьте дядю в покое! Чего вам надо? Я не позволю,