конечно, нельзя было различить. Но мужчины редко сушат волосы после душа, а женщины это делают всегда. Поэтому Гуров старательно изображал «графиню», занятую сушкой волос. Потом отошел от окна, погасил свет и стал ждать.

Он понимал, что ждать ему придется долго — может быть, до самого утра, и ничего в итоге не дождаться. Но пока он относился к своей засаде серьезно. А если он относился к ней серьезно, то к визиту «охотника» надо было приготовиться. Гуров запер дверь на ключ. Затем разобрал постель и стал сооружать «спящую». Для этого он использовал свою куртку и все полотенца, которые нашел в душевой. Довершением картины стало одеяло, которым он накрыл «лежащего человека». После этого он занял позицию в другом углу комнаты — там, где его нельзя было увидеть от входа, сел на стул и стал ждать.

Да, он понимал, что ожидание может затянуться. Поэтому он старался расслабиться, не находиться все время в напряжении. Он закрыл глаза; со стороны могло даже показаться, что он заснул. Однако сыщик ни на минуту не терял контроля над ситуацией. Он слышал все, что происходит за дверью комнаты. Правда, ему мешали звуки банкета, доносившиеся с первого этажа, но он умел отделять ненужный шум от того, что его в данный момент интересует. Он сидел, ждал и слушал.

Так прошло около двух часов. Звуки банкета постепенно стихли. Еще какое-то время слышались возбужденные голоса гостей, расходившихся по своим комнатам, но потом затихли и они, и в гостинице наступила полная тишина. «Он должен прийти сейчас, — подумал Гуров. — Сейчас и еще в течение пары часов его можно ждать. Если не придет до пяти — значит, не придет вообще».

Так прошло еще полчаса. А затем сыщик различил за дверью едва различимый звук. Кто-то крался по коридору, подходил все ближе. Вот еще несколько шагов… Вот он уже стоит за дверью… А затем он услышал знакомый звук, который ни с чем нельзя было спутать: неизвестный вставил в замочную скважину ключ и поворачивал его. «Так я и знал! — успел подумать сыщик. — Значит, ключи от комнат есть не только у управляющего. А может, сам управляющий и передал дубликаты ключей киллеру? Ладно, эту возможность я обдумаю позже…»

Замок тихо щелкнул, дверь без скрипа отворилась. И так же тихо, без малейшего звука, Гуров встал со стула и достал свой верный «Макаров». «Буду стрелять в руку, — пронеслось у него в голове. — Стрелять придется, ничего не поделаешь — этот Штерн окрика не испугается. Но только в руку…»

Неизвестный шагнул в комнату и остановился в дверях. Гуров его не видел — вошедшего закрывала створка двери. А человек, стоя в дверях, разглядывал комнату. Но что он мог увидеть в темноте? Гуров ждал, что неизвестный сделает еще пару шагов к кровати, закроет дверь и включит свет. А может быть, он не станет включать верхний свет, а воспользуется фонариком — не важно. Важно, что тогда он будет весь виден, и можно будет произвести задержание.

Так прошла минута. Ну, вот сейчас он шагнет вперед… Но вместо этого неизвестный вдруг шагнул назад и захлопнул дверь. Гуров услышал звук ключа, который повернулся в замке. Он запер за собой дверь! Сыщик кинулся к двери, вставил в отверстие ключ, который держал наготове — но не тут-то было. Ключ нельзя было вставить в скважину, потому что неизвестный оставил свой ключ в замке с наружной стороны. Скорей, скорей — ведь он сейчас уйдет! Сыщик сделал шаг назад и с размаху ударил всем телом о дверь. Дверь затрещала, но выдержала. Еще раз, сильней! Он бросил свое тело на дверь, вложив в удар всю злость на противника, всю ярость по поводу сорванной операции. Дверь затрещала и распахнулась, Гуров выскочил в коридор. Мимоходом он успел подумать, что в этот момент представляет собой прекрасную мишень. Однако стрелять было некому, коридор второго этажа был пуст.

Внизу распахнулась и хлопнула, закрываясь, входная дверь. «Сейчас он ее тоже запрет», — сообразил сыщик. Скатился по лестнице вниз и повернул налево, в сторону кухни. Там есть вторая дверь! Он пробежал через кухню, больше всего боясь поскользнуться на лужах воды, распахнул дверь кухни и выскочил наружу.

Фонари все так же светили, освещая пространство вокруг гостиницы своим мертвенным светом. И в этом свете Гуров сразу же увидел незнакомца: темная фигура человека мелькала уже недалеко от стены леса. Человек спешил укрыться в лесу, человек спешил уйти. Гуров кинулся в погоню. Он не стал кричать «Стой!» или «Стрелять буду! Полиция!» — он понимал, что это бесполезно, только кто-нибудь в гостинице проснется. И стрелять он не хотел — ведь неизвестный пока что не пускал в ход оружие. И потом, расстояние было уже довольно приличное, шансов попасть в убегающего почти не было. Сыщик мог надеяться только на силу ног, на то, что он сможет догнать незнакомца, пока тот не скроется в лесу.

И он кинулся в погоню. Давно он так не бегал! Он бежал, как в юности на стометровке, он мчался из последних сил. И он потихоньку догонял, расстояние между ним и неизвестным сокращалось. Если бы лес был дальше, если бы у Гурова было в запасе еще метров триста! Но этих трехсот метров у него не было. Гуров увидел, как темная фигура достигает первых деревьев, мелькает среди них — а потом скрывается в лесу.

Когда сыщик добежал до леса, никого уже не было видно. Он пробежал еще несколько метров, уже по инерции, и остановился. Убегавшего не было слышно. То ли он умел скользить между деревьев, словно мышь, то ли остановился и стоял, поджидая сыщика. В таких условиях бежать дальше было равносильно самоубийству. С таким же успехом он мог крикнуть человеку, затаившемуся в чаще: «Стреляй, гад! Вот он я!» — и после этого идти вперед, ожидая получить пулю в лоб. Стрелять киллер Штерн умеет, он не промахнется. И на этом расследование, проводимое полковником Гуровым, закончится — начнется уже другое расследование, относительно обстоятельств смерти полковника Гурова…

Можно было только гадать, куда сейчас направится неизвестный. Он мог заранее выбрать в лесу еще один крохотный клочок, где можно расстелить спальник, и провести там остаток ночи. А мог направиться к дороге, где его где-нибудь на обочине ждала машина. А мог переправиться через Оку…

«Да, у него, возможно, есть еще одна база в этих местах, — сообразил сыщик. — Более удобная, чем просто место под кустом, более удобная, чем палатка. Там