Канун Рождества в семье всегда праздновали по старинному католическому обычаю. Есть нельзя было до шести вечера, а уже во время ужина, который был центральным событием этого дня, все собирались за столом. Феликс был главным кулинаром на этом празднике и уху по-польски со сметаной готовил сам. Рецепт этой ухи был его поварским секретом, и Степаниде в это время нельзя было даже близко подходить к кастрюле. В числе других обязательных блюд был судак по-польски, жареная рыба и вторая уха, уже по-русски. Кроме рыбы на стол подавалось ещё и тринадцать постных блюд, каждое из которых имело своё символическое значение.

Кроме членов семьи в Рождественский сочельник приглашались только самые близкие. Из года в год это были одни и те же: крёстный Леонид Генрихович Строкач, который тоже поляк и католик, а также друг отца бас Иван Пирогов. Иван Семёнович всегда встречал Сочельник сначала среди друзей католиков, а через тринадцать дней уже и со своей церковью. Пирогов, как и Строкач, был вдовцом, детей не имел и с удовольствием любой светский или церковный праздник проводил у Кшесинских. В этот год Матильда решила пригласить и свою новую подругу Татьяну Николаеву. Она сама красиво оформила ей приглашение на белоснежной бумаге: в углу нарисовала елочку, украшенную игрушками, а под ней ясли с лежащим в них младенцем. Рядом с рисунками она написала разноцветными чернилами адрес, по которому Татьяну будут ждать к шести вечера.

– Папин друг тоже православной веры, но всегда бывает с нами в этот день, – сказала Матильда подруге.

Вся Европа вместе с Папой Римским уже давно перешла на григорианский календарь, а Российская империя и православная церковь всё ещё оставались на летоисчислении юлианского календаря. Это вносило некоторые неудобства, но никаких изменений в этом направлении пока не предвиделось. Православная церковь категорически не желала переходить на европейский календарь.

– Мне очень трудно это понять, – сетовала Матильда, передавая Татьяне приглашение. – Может, когда-нибудь Россия всё же перейдет на григорианский календарь? Как ты думаешь?

– Не знаю. Наша церковь считает, что юлианский календарь более правильный, но я, как и ты, тоже в этом ничего не понимаю, – улыбнулась Татьяна. – Уж больно мудреная эта наука астрономия.

Подготовку к походу в гости Татьяна начала с того, что поехала в модный салон мадам Трюфо и купила себе платье из светло-серого кашемира, отделанного голубым кружевом. Оно ей очень шло, и когда в день праздника она его надела, у неё сразу поднялось настроение. В парикмахерской ей уложили волосы локонами, подхватив сзади гребнем из слоновой кости, и, появившись во всей своей красе вечером в доме Кшесинских, девушка сразу произвела впечатление на крёстного.

– Твоя подруга внешне очень похожа на его жену Эльзу, царствие ей небесное, – шепнула Матильде мама.

Когда ближе к ночи все переместились из столовой в гостиную, зажгли ёлку и положили под неё подарки, Пирогов запел: «Ночь свята, ночь тиха, в небе свет, красота. Ночь свята, ночь тиха, люди славят Христа…» Его пение дружно подхватили и, взявшись за руки, медленно повели хоровод вокруг нарядной яркой красавицы. Строкач держал за ладошку Татьяну, и по его довольному виду было понятно, что она ему нравится. Но вот рождественская песенка закончилась, и все бросились разбирать подарки.

– А ты чего стоишь? – крикнула Татьяне Матильда. – Ищи! Тебе тоже обязательно что-то есть.

Среди всяческих пакетов с надписями девушка обнаружила для себя целых два.

В одном из них были нежнейшие кружева, а в другом – изящная вечерняя сумочка, расшитая золотистым бисером. Это было так красиво, а получать подарки, тем более неожиданные, оказалось так приятно! Девушка впервые ощутила, что такое семейный праздник. Ей стало неловко, что она сама никому ничего не принесла. «Обязательно буду устраивать у себя такие же семейные праздники, когда выйду замуж», – подумала она.

* * *

Зима тысяча восемьсот девяносто первого года выдалась снежной и не очень холодной. Почти каждый день ярко светило солнце, и хотя оно не согревало землю, но зато поднимало настроение. Часто в выходные дни Матильда вместе с Юляшей ходила на каток в сад Эрмитаж, а по будням занималась танцем, упорно совершенствуя своё мастерство. Ведь она должна быть самой лучшей!

Как-то возвращаясь домой пешком после занятий с Иогансоном, Матильда зашла в книжный магазин.

– Поступили какие-нибудь новые романы из Парижа? – спросила она.

Мать любила французские романы, и Маля хотела сделать ей подарок.

– Два дня назад получили упаковку с новым романом Эмиля Золя, – протянул ей книгу молодой человек. – Ещё не переведен.

– Нам и не нужен перевод. Вот только ни мама, ни я не любим Золя. Ужасно скучный, – ответила Матильда и тут вдруг увидела на стене небольшую гравюру с изображением наследника.

– А эта гравюра продается? – обрадовалась она.

– Да, – любезно ответил молодой человек. – Желаете приобрести?

Через пять минут Матильда уже выходила из магазина с изящной упаковкой в руке.

Раньше Маля никогда не отличалась на уроках рисования, но, тем не менее, решилась попробовать сделать копию с этой гравюры. Ей казалось, что, выписывая наследника на листе бумаги, она прикасается к нему, разговаривает с ним. Матильда получала истинное наслаждение, вырисовывая каждую черточку его лица, и рисунок неожиданно получился просто великолепным! Свой шедевр Матильда вставила в рамку и повесила в малой гостиной. Все восхищались и сходились во мнении, что у Матильды большие способности. Девушка молча принимала похвалы, а сама-то хорошо знала, что это была лишь какая-то вспышка и что больше у неё ничего не выходит. Значит, в каждом человеке сидит неведомый ему талант и однажды он может вырваться наружу? Надо лишь вдохновение?!

Подруга по училищу Оля была просто ошеломлена, увидев портрет.

– Не понимаю, как тебе это удалось?

– Я и сама не совсем понимаю, – поделилась Матильда сокровенным. – Когда я его рисовала, у меня было ощущение, что я касаюсь его лица. И это моё состояние через карандаш переходило на бумагу. В общем, это трудно объяснить, – вздохнула она.

– Помнишь, в седьмом классе я была влюблена в Синицына, с которым отрабатывала верхние поддержки? – неожиданно спросила Ольга. – Я тогда как только чувствовала его руки на своей талии, так уже с ума сходила, не говоря уже о других его прикосновениях. Ты помнишь, какие я тогда сочинила стихи о любви?

– Конечно, помню! Они мне очень нравились! – воскликнула Маля.

– Так вот, это были мои единственные стихи. И сложились они легко! А после этого, как я ни пыталась, больше никогда ничего не получалось.

– Вот и у меня больше не получается, – призналась Матильда.

– А ты