‒ Стой! — кричу я не своим голосом. ‒ Ты совсем обалдел? Может, мы сначала поговорим, а потом пойдем гулять и цело-ваться? ‒последнее слово явно было лишним, но я поняла это слишком поздно ‒ произнесла его, да еще и растянула по слогам.

Никита останавливается, удивленно приподнимает одну бровь, затем ‒ вторую и выдает свою фирменную дьявольскую ухмылку.

‒ Цело-ваться? — повторяет он за мной по слогам.

‒ Извини, но я не понимаю, что сейчас происходит! Что ты здесь делаешь? — я сдвигаю брови и говорю строго, насколько это возможно для девушки, у которой в глазах полнейшая растерянность, губы горят от внезапных поцелуев, а коленки ‒ предательски дрожат.

Мой внутренний голос требует: расслабься и получай удовольствие! Красивый, как бог, парень прилетел к тебе за тысячи километров, всеми правдами и неправдами зазвал на свидание и целует так вкусно и волнующе, что земля уходит из-под ног. Но разум продолжает искать подвох: зачем ему все это? Ведь у него невеста, под стать ему — богиня, и простушек типа меня вокруг пруд пруди. Так почему я?

‒ Хорошо, мы поговорим, ‒ соглашается он и взглядом указывает на прибрежный бар. — Давай присядем, выпьем по бокальчику, и я честно отвечу на твои вопросы, а потом ты так же ответишь на мои. Откровенность за откровенность, дашь на дашь.

Звучит слишком сухо и конкретно, даже пугает. На какие вопросы мне нужно будет отвечать? А спрашивать-то что? Наши разговоры пока не приводили ни к чему хорошему. Каждый прошлый раз они заканчивались словесной перепалкой, переходящей в безумное влечение и дальше ‒ в мою панику и бегство.

«В этот раз все будет иначе», — решаю я и заявляю бескомпромиссным тоном:

‒ Окей, но я пить не буду.

‒ Твое право, ‒ снова он соглашается и тянет меня к бару. Руку мою ни на секунду не выпустил.

Вот зачем я все усложнила?

Глава 19

Никита: Не мог перестать думать о тебе

Я давно взрослый мальчик, но фраза «давай поговорим» меня нехило напрягает. Ненавижу болтовню и все эти выяснения. Потому тяну с Юлей, и потому сейчас остываю и тухну, глядя на хмурящуюся Соню.

Сегодня мне меньше всего хотелось бы заниматься с ней разговорами, но отпетлять не получится. Она напряжена похлеще моего и желает прояснить ситуацию. Что ж, имеет право. Посидим, поговорим. Хотя какую ясность можно получить из слов, если рулят по жизни действия?

Я нашел ее и прилетел к ней в Барселону. Разве непонятно, что это значит? Но у женщин все через уши, я в курсе.

‒ Может, все-таки выпьешь что-нибудь? Безалкогольное? ‒ предлагаю аккуратно. ‒ В одиночку пить как-то неловко.

‒ Мохито буду, ‒ бубнит она себе под нос и прячет глаза.

Волнуется. У нее все реакции на лице крупным шрифтом печатаются, не умеет скрывать эмоции.

Когда меня увидела, вздрогнула от неожиданности и через секунду в глазах такая радость заискрилась! Это уже потом ее злость и возмущение сменили. Почему злилась — разгадать не могу. После вышла спокойная и доброжелательная, совершенно прекрасная в этом своем кукольном платьице.

‒ Ну спрашивай! — выдыхаю я и делаю первый глоток прохладного белого вина.

Она резко поднимает глаза, секунду сверлит меня взглядом, а потом снова утыкается в свой мохито, крутит в руках стакан, сопит и молчит.

Пауза затягивается. Легонько цокаю своим бокалом по ее стакану и интересуюсь:

‒ Разговаривать будем?

‒ Зачем ты приехал? — выдает она свой вопрос одновременно с моим.

‒ Захотел, ‒ отвечаю без промедлений.

‒ Что захотел?

Опять вскидывает свои красивенные глазищи, но только на секунду.

Ее застенчивость забавляет. Усмехаюсь:

‒ Захотел увидеть.

‒ Барселону?

— Тебя.

Угукает, отпивает мохито, но взгляд тупит еще ниже.

‒ А меня зачем?

Не выдерживаю — ложусь щекой на столешницу, чтобы снизу заглянуть в ее прелестное личико:

‒ Не догадываешься? — отлавливаю ее взгляд. ‒ Не мог перестать думать о тебе.

Прием срабатывает. Улыбается, задирает голову и закатывает глаза к небу. А я продолжаю лежать на столе и рассматривать ее. И с этого ракурса хорошенькая! Шейка тонкая, подбородок острый, губки мягкие в улыбку растягиваются, образуя едва заметные галочки в уголках… Эх, лучше бы мы целовались, чем лясы точили — куда как приятней!

‒ Как ты меня нашел? Только не говори, что случайно наткнулся в приложении, ‒ щурится она недоверчиво.

‒ Не случайно, ‒ соглашаюсь я и контачу взгляд на ее расширяющихся зрачках. ‒ Реально искал, конкретно тебя.

‒ А зачем за британца себя выдал? Тебя в детстве не учили, что врать нехорошо?

‒ У меня нет привычки обманывать. Это мой профиль, но ты меня не узнала. А я подыграл.

‒ Я узнала, но потом решила, что просто похож. Там другой возраст и город указаны, ‒ оправдывается Птичка. ‒ А ты что хотел спросить?

‒ То есть, твои вопросы закончились? — удивленно выпрямляюсь я. Гляжу на нее в упор.

Кивает.

‒ Смотри, ‒ предупреждаю. — У нас утвержден регламент. Сначала ты спрашиваешь все, что хочешь, но потом только я задаю вопросы. Уверена, что больше ничего не интересует?

Пожимает плечами. Задумывается. И вдруг наивно уточняет:

‒ Совсем-совсем потом нельзя спрашивать? Ни о чем?

‒ Нууу, ‒ тяну я и строю излишне суровую мину. ‒ Например, узнать у меня, который час, ты сможешь, а вот как пройти на Рамблу — нет. Этого я попросту не знаю.

Хохочет. И я с ней за компанию.

Мне уже давно смешно. Она совершенно не умеет выяснять отношения, играть, манипулировать. Святая простота! Но только эта мысль мелькает, как она опровергает ее следующим вопросом.

‒ Ты ведь только недавно в отпуск летал? На каких-то океанских островах отдыхал?

Спрашивает обыденно, но пальцы выдают внутренний мандраж — так сильно сжимают стакан с мохито, что белеют костяшки.

Беру паузу. Изображаю человека, пытающего вспомнить, где был на прошлой неделе, а сам вычисляю, к чему вопрос. Напрямую о Юле спрашивать не хочет и заходит издалека? Не такая уж и простушка моя Птичка.

Поездка на Филиппины планировались давно, но откуда Соне о ней знать? За инстой Третьяковой следит, значит. А я и не в курсе, что там Юля постила. Не интересовало. Но не могла же она меня прифотошопить к своим снимкам с острова?