– Ну, теперь хоть на человека стал похож, – хмуро проговорил он. – Залетай быстро, не топчись.

Купе было чисто прибрано и до краев наполнено свежим утренним солнцем. Лена убрала со стола весь мусор, сложила постельное белье. Ее движения были точны и размеренны, лицо хранило замкнутое, сосредоточенное выражение, волосы были собраны сзади в аккуратный пучок. Она почти все время молчала.

Кафан посмотрел на часы.

– Половина восьмого, осталось двенадцать минут, – сказал он. – Сгоняй-ка, Шуба, за ча ем. И даме тоже принеси. И пожевать чего-ни будь, типа печенья.

Шуба принес из дежурного купе три дымящихся стакана и свежий батон. Лена отпила половину, протянула свой стакан Жоре.

– Пей…

Жора покачал головой:

– Не хочу.

– А ты ему по роже, – посоветовал Кафан. – Я слышал, действует иногда.

Лена покраснела и поставила стакан на столик. Через пять минут пришел Балчи, вместо милицейской формы на нем были обычные брюки и рубашка с коротким рукавом. Он окинул Жору критическим взглядом, отрывисто бросил:

– Переодеться. Смотреть тошно.

Жора достал из сумки чистые джинсы и футболку, переоделся.

– Теперь внимание. Повторяю последний раз, – Балчи сунул руки в карманы. – Жора и Лена… Вы оба пообещали мне, что будете вести себя разумно. Я вам, как видите, поверил. Теперь все в ваших руках – я имею в виду, конечно, вашу жизнь и здоровье. Стоянка в Воронеже двадцать девять минут, из-за опоздания ее скорее всего сократят до двадцати. От перрона до переговорного пункта около двухсот метров, нам с Жорой понадобится не больше семи минут, чтобы преодолеть это расстояние быстрым шагом в оба конца, и еще остается достаточно времени, чтобы позвонить и передать наши требования. Совсем несложная арифметика. Но… – Балчи обернулся к Жоре, уткнулся в него тяжелым взглядом. – Там толпа. Много людей. Сбежать проще простого. И на этот случай я предупреждаю: в догонялки с вами никто играть не станет. Шаг влево, шаг вправо – и… ты хорошо знаешь, что будет с Леной. Ведь так?

Жора облизал губы и ответил:

– Да. Знаю.

– То же самое относится и к тебе, – Балчи ткнул пальцем в сторону Лены. – Малейший шум, неосторожное движение или слово, все, что угодно…

– Я все поняла, – сказала Лена.

Балчи еще некоторое время стоял, застыв в прежней позе, словно не расслышал. Потом сказал:

– И главное… Не пытайтесь меня провести. Иногда я бываю очень жесток, – он взял Жору за подбородок и медленно развернул к себе. – Повторяю: очень жесток. Так что сам себе иногда удивляюсь.

…Все купе, кроме последнего, были открыты нараспашку. Проходя по коридору, Жора видел, как люди завтракают. В восьмом две крашеные тетки обставились баночками и кулечками, там пахло маринованной черемшой и картошкой; они испуганно оглянулись на Жору и быстро отвернулись. Лысый спал на верхней полке. В седьмом купе семейство уписывало йогурт, годовалый малыш сидел на горшке, вертя в руках резинового попугая. В шестом ехали четыре мужика, на вид – командировочные. Они пили пиво с сырками. В пятом старуха, вся в коричневых пигментных пятнах, опускала хлеб в чашку с чаем и жевала его беззубым ртом. В четвертом…

В это было трудно поверить. Ведь все они ехали в одном вагоне, под одной крышей. Пока Кафан и Шуба насиловали Лену, эти люди спали, или дремали, или выпивали, или резались в карты. Кто-то пожаловался Балчи на шум в «девятке», но на этом все и кончилось.

Они спали – теперь они завтракают. Это какое-то странное случайное сообщество, преследующее одну цель: как можно скорее избавиться друг от друга. Пройдет некоторое время, люди выйдут в Нижнем Новгороде, Тамбове или Мурманске, и еще будут помнить, наверное, эту и духоту, и рваное постельное белье, и несмолкаемый пьяный шум в вагоне… А потом забудут. Потому что в поездах всегда кто-то напивается и шумит, и летом хронически нет фреона, а зимой – угля. Так уж издавна повелось. Это – дорога, черт бы ее побрал. Хочешь не хочешь, а надо перетерпеть все неудобства, приспособиться, ведь трое с половиной суток трястись, тут у кого угодно крыша поедет… и – главное! – не забыть свои вещи при выходе. А что случилось с проводником, которого нашли на мосту под Батайском, переломанного, как цыпленок-табака – не нашего ума дело. И куда девалась та симпатичная молодая парочка, что ехала в последнем купе у туалета, ехала-ехала, а потом вдруг испарилась – подумаешь, мало ли где. Испарилась, и ладно. Меньше шума.

2.

Когда они вошли в здание вокзала, Балчи завернул к киоску, купил какую-то синенькую брошюру, сунул себе в карман и негромко скомандовал:

– А теперь по лестнице наверх.

Они взбежали на второй этаж: Жора впереди, Балчи в нескольких метрах за ним. Вокзал гудел, люди были взвинчены, спешили, толкали друг друга – словно все они тоже у кого-то в заложниках, словно их жизнь и здоровье зависят от нескольких сэкономленных секунд.

– Нет, не туда, – сказал Балчи, когда Жора остановился у стеклянного павильона с нарисованными на двери телефонным диском и трубкой. – Дальше и направо. Пошевеливайся.

Правее находилась длинная ниша с серо-розовыми междугородными автоматами. Здесь всего три человека – длинноволосый байкер у дальнего автомата, чуть ближе стояли небритый старик в шерстяном костюме и подвыпившая женщина.

– Первый автомат, – произнес сзади Балчи. Жора остановился.

– У нас нет жетонов, – сказал он.

Балчи молча выгреб из кармана брюк горсть желтых кругляшей и синюю брошюру. На обложке Жора разглядел силуэт пассажирского авиалайнера и слова: «…Европейской части России». Балчи открыл брошюру на странице «Северная зона» и опустил кругляш в прорезь. Набрал восьмерку.

– Называй номер.

Жора назвал рабочий телефон отца, – уже без четверти восемь, к этому времени отец обычно всегда бывает на месте. Послышались гудки.

– Как его отчество? – быстро спросил Балчи.

– Алексеевич. Секунда. Другая. Третья. Жора отчетливо услышал, как в трубке щелкнуло. У Балчи под кожей на широких скулах заходили желваки.

– Алло, – сказал он. – Алло!.. Владимира Алексеевича, будьте добры. Это знакомый спрашивает. Да, пожалуйста…

Жора поднял глаза и встретился взглядом с милиционером. Тот смотрел жестко и зло, словно держал на прицеле.

– Здравствуйте, Владимир Алексеевич. У меня очень мало времени, поэтому буду краток. Нет, Владимир Алексеевич… я не могу назвать своего имени. Рядом со мной стоит ваш сын Жора. Живой и относительно здоровый. Если вы тоже захотите увидеть его таким, вам следует… Балчи зажал трубку плечом и открыл брошюру.

– Вам следует завтра сесть на рейс «Аэрофлота» номер 4784 Ростов – Петрозаводск, который вылетает в 14.40. В Петрозаводске вы приземлитесь в 18.10, возьмете машину напрокат или такси и отправитесь в Столин-Майский, это в семидесяти километрах южнее. Там вы должны оказаться ровно в девять часов вечера. Вы найдете железнодорожный вокзал, встанете у газетного киоска напротив камеры хранения – и будете ждать. Да, и конечно… У вас при себе должно быть полмиллиона долларов, Владимир Алексеевич. Пятьсот тысяч. Нет, вы не ослышались. Если я не найду вас в указанном месте, или если у вас не окажется при себе нужной мне суммы денег, или… если вы просто попытаетесь меня обмануть – ваш сын умрет не позднее половины десятого вечера 26 мая. Я могу даже распорядиться, чтобы вам доставили посмертное фото.