– Итак, – задумчиво произнес декан, – вы стоите в коридоре и слушаете занятия, а потом выполняете задания без всякой надежды на критику или похвалу.

– Да, сэр. – Последовала еще одна долгая пауза. – Это плохо, сэр?

Он крутанул кресло, оказавшись лицом к лицу с Анни.

– Это очень хорошо. – Он поднялся. – Благодарю вас за то, что пришли.

– Вы хотите сказать, – с большим облегчением выговорила Анни, – что беседа закончена?

– Да, Анни. Ваше испытание закончилось. – Он протянул Анни руку, и она крепко ее пожала.

Он также обменялся рукопожатиями с Карлом.

– Берегите ваше достояние, Карл, – сказал он.

Когда они вышли в холл, Анни взволнованно спросила:

– Я все правильно сделала?

– Ты все сделала просто прекрасно, любимая. Я горжусь тобой.

– Ты боялся?

– Совсем немного – вначале, – ответил он.

– А я боялась все время. Вот было бы смешно, если декан тоже боялся?

– Боялся? Мой декан боялся? – недоверчиво переспросил Карл.

– Ага! Теперь уже «мой» декан.

– Он молодец, Анни. Он такой молодец!

– Карл, что он имел в виду, когда сказал «ваше достояние»?

– Если я тебе скажу, с тобой будет невозможно жить.

В тот вечер Анни нашла это слово в словаре, пока Карл выполнял свой ритуал подготовки к занятиям. «Достояние – ценная или желанная вещь».

Слезы навернулись ей на глаза.

– Это компенсирует, – произнесла она вслух, – тот денежный перевод, который прислали, чтобы я уехала домой.

Карл, который уже погрузился в чтение учебника, спросил:

– Что ты сказала?

– Ничего. Прошу прощения. Сэр!

Анни стояла на своем обычном месте в коридоре. Она прислонила к стене блокнот и держала наготове карандаш, чтобы делать записи. В аудитории идет занятие, но почему же там так тихо? Из класса вышел какой-то мужчина, державший руку в брючном кармане. Он был маленький и небрежно одетый. Может быть, ему было все равно что носить.

– Итак, миссис Браун, – сказал он. – Значит, это вы то привидение, которое преследует мой семинар.

– Он сказал, что это хорошо, – с вызовом ответила Анни. – Очень хорошо – вот как он сказал. Я имею в виду декана.

– Я профессор Ньюкул, известный как Проф. – Он протянул ей руку.

– Меня зовут Анни Браун.

– Я знаю. – Они обменялись рукопожатиями. – Вы присоединитесь к нам?

– Вы имеете в виду войти и сесть?

– Вам там будет удобнее, чем в коридоре. И у нас много свободных мест.

Анни уселась в пустом последнем ряду. Она просто не могла поверить! «Как будто я студентка», – подумала она. И сразу же влюбилась в кресло, правая ручка которого была широкой, как столик. Она дала клятву, что, когда разбогатеет, купит такое кресло и будет писать свою первую книгу, сидя в нем.

Анни весь час пребывала в экстазе. Она очень внимательно слушала, одобрительно кивая, когда профессор приводил веские доказательства. А когда какой-нибудь студент шутливо отвечал на серьезный вопрос, она хмурилась. При этом она успевала делать подробные записи. Занятие закончилось слишком быстро. Когда профессор пригласил Анни присутствовать на всех занятиях, от счастья она даже не смогла связно поблагодарить его.

– Посмотри на меня, Карл, – сказала она, когда он вернулся домой.

– Я смотрю.

– Я выгляжу иначе?

– По-моему, так же, как всегда.

– Посмотри хорошенько!

– Пожалуй, твои туфли немного грязнее, а волосы немного длиннее.

– Я думала, по мне будет заметно. Я студентка! Такая же, как другие! – И она рассказала, что ее пригласили посещать занятия.

– Как тебе это удалось?

– Проф попросил меня. И он знал мое имя! Карл, как он его узнал? Кто мог ему сказать?

– Ты, конечно.

– Но он знал еще до того, как я сказала. Ты думаешь, это… декан?

– Конечно. Кто же еще?

Нет нужды говорить, что Анни жила ради этих двух часов в неделю. Она жадно слушала, делала записи, читала все рекомендованные книги и мысленно отвечала на все вопросы, заданные студентам. Иногда Проф смотрел на нее, как бы приглашая высказаться, но она никогда не осмеливалась. Анни считала, что не имеет права активно участвовать в занятиях, поскольку не платит за обучение.

Учебная группа все еще сражалась с реализмом и натурализмом – судя по всему, не очень успешно. Однажды Проф попросил написать работу примерно в двести слов о реализме и натурализме, используя «Бэббита» и «Преступление и наказание» в качестве примеров этих двух направлений. Затем он ушел в парикмахерскую стричься.

Анни лихорадочно писала, в основном бессвязно, так как ее мысли опережали карандаш. Полчаса спустя, когда вернулся Проф, она все еще писала. Он начал собирать работы. Анни сложила свою, собираясь сунуть в карман пальто. Однако Проф протянул руку и присоединил ее работу к остальным.

На следующем занятии он прочел вслух некоторые из работ. Обычно авторы сами читали свои работы, но на этот раз было иначе. Дело в том, что многие плохие работы хвалили, потому что у автора была эффектная манера чтения. А много литературных шедевров было утрачено для мира, потому что их создатели читали невыразительно и монотонно. Проф решил эту проблему, сам прочитав вслух работы. Таким образом, у всех были равные шансы.

Анни молилась Отцу Небесному, чтобы Он не позволил Профу читать вслух ее творение. «Надо мной будут смеяться, потому что это никуда не годится!»

Проф откашлялся:

– Класс! Я прошу вашего пристального внимания, когда буду читать следующую работу. – Он снова откашлялся и прочел работу Анни:

«У каждого человека в этом мире есть по крайней мере один большой проступок среди множества мелких. Когда у женатого человека есть женщина на стороне, это большой проступок. У другого человека большим проступком может быть желание разбогатеть. И ему все равно, что при этом он идет по головам.

Вот что сделал мистер Синклер Льюис. Он не дал Бэббиту один крупный проступок и не стал нудно толковать об этом. Нет, он дал ему все мелкие проступки, какие только существуют, а потом высмеял его. Мистеру Льюису никогда не было жаль Бэббита, потому что у мистера Льюиса не было со-старания».

Проф улыбнулся при виде ошибки Анни, мысленно поправив: «сострадание».

«А теперь возьмем «Преступление и наказание». В этой книге у героя был большой проступок – самый большой проступок в мире. Он был убийцей. Человек, который написал эту книгу, не заставляет вас жалеть убийцу. Но он написал это так, что вы каким-то образом понимаете, почему герой должен был убить эту женщину, которую считал вошью. А так как писатель смог заставить понять это, у вас было со-старание.