Я сбежал по сходне, оттолкнув двух моряков, разгружавших трюм. Пока они сыпали ругательствами мне вслед, я добрался до медвежьей клетки и проскользнул внутрь. Медведица снова обнюхала меня. Я пытался успокоить её, шепча ласковые слова и гладя по лбу. И вдруг за моей спиной раздался пронзительный крик. Обернувшись, я увидел высокого человека, одетого как король Хокон. У него было длинное, бледное лошадиное лицо и очень светлые, почти белые, волосы. Возмущённый, он показывал пальцем в мою сторону и продолжал громко кричать: что-то об оскорблении, позоре и маленьком мерзком оборванце, очевидно, имея в виду меня. Не знаю, что сказал капитан, который подошёл к нему и попытался утихомирить, но господин с лошадиным лицом быстро успокоился и дал указание слуге, который исчез в толпе и вскоре вернулся с одеждой. Господин с лошадиным лицом указал на меня, и капитан сказал:

— Артур, надень это! И поживее!

Мне пришлось выйти из клетки, снять одежду прямо перед капитаном, господином с лошадиным лицом, Господом Богом и всем честны́м народом и надеть тунику, мантию, шапку и чулки из шерсти, мягче которых я никогда не носил в своей жизни. И ботинки! Добротные мягкие кожаные ботинки (правда, оказавшиеся мне немного великоватыми). Всё это время капитан напоминал мне, что я должен идти рядом с клеткой, но не заходить внутрь и не отвлекать внимание от медведицы, ведь все пришли смотреть не на меня. Ещё он сказал, что посланник короля Хокона (тот самый господин с лошадиным лицом) будет идти перед нами, а когда мы окажемся у английского короля, от нас ждут низкого поклона и молчания: говорить нельзя (ни единого слова!) — даже под страхом смерти.

А потом вдруг случилось происшествие с лошадью — красивым белым боевым конём, достойным самого́ короля. Он должен был везти телегу с медведицей, но, увидев её, начал беспокойно метаться и ржать. Коня решили заменить быком — к большому неудовольствию королевского посланника, посчитавшего быка недостойным представлять короля Хокона. Посланник снова начал говорить что-то о позоре и неуважении, но медведицу в любом случае должен был кто-то везти, так что пришлось смириться.

Наконец мы двинулись в путь. Был приятный летний день; полуденное солнце стояло высоко в небе, и люди высыпали на улицы Лондона, чтобы посмотреть на нас. Вскоре мы выстроились в торжественную процессию: впереди шёл королевский посланник, следом — небольшой отряд норвежских воинов, за ними — английские стражники, сзади — бык и медведица, рядом с которой шагали мы с доктором. По обе стороны от нас возвышались красивые дома, богатые лавки и гостиницы, но сами улицы тонули в грязи и помоях, и вскоре мои новые ботинки стали выглядеть так, будто я, как крестьянин, проработал весь день в поле. Постепенно к нашему шествию примыкало всё больше людей: жонглёр, маленький ансамбль музыкантов, ходульщик и три акробата, которые кувыркались колесом и ходили на руках. Но все взгляды всё равно были прикованы к медведице. Думаю, толпе понравилось бы, если бы она свирепо зарычала.

Когда маленькие дети тянулись к клетке, мамы шлёпали их по рукам. Один раз перед нами остановился пьяница, и лицо его выражало страх и ужас. Несколько бродяжек бежали рядом, рыча и дразня медведицу, — хотели, чтобы она разозлилась. Один из них ткнул в неё палкой, желая услышать в ответ леденящий душу рёв, устрашающий лязг зубов или почувствовать приятно покалывающий испуг, если медведица начнёт яростно биться о прутья клетки. Наверное, зеваки были бы не прочь увидеть, как она вырывается на свободу и перегрызает глотки каким-нибудь пьяницам.

Я тоже ожидал, что медведица проявит свой нрав — по крайней мере, начнёт беспокойно расхаживать по клетке; думал, что почую в ней знакомое стремление к побегу. Я не удивился бы, если бы она огрызнулась на мальчика, ткнувшего её палкой, или попыталась ударить лапой несчастного пьяницу. Тогда капитан мог бы решить, что я не справился с задачей, и снова запер бы меня в кладовке. Но медведица оставалась на удивление безразличной ко всему. По городу шла торжественная процессия, люди шумели и кричали, а она была спокойна и исполнена достоинства. Может, поняла, что проиграла схватку с неизвестной и необъяснимой силой, что ей не выбраться из этой ловушки и сопротивляться теперь бесполезно? Да, возможно, и так.

Когда я наблюдал за ней, шум толпы вдруг как будто затихал и переставал меня волновать. Я видел спокойное серое норвежское небо в час перед снегопадом; яркое северное сияние в ночной тишине. Я слышал тихий звон северных звёзд и скрип льда под ногами. В замёрзшем водопаде поблёскивали тонкие струйки живой воды, и я почти ощущал чистый первобытный запах вечного холода.

Я вновь посмотрел на медведицу, и она будто стала ещё больше — такая огромная, величественная, как и эта земля, принадлежащая ей по праву рождения: медведица была частью земли, а земля — в её плоти и крови.

Вскоре дома и лавки остались позади. Мы покинули город и вышли на широкий луг, в конце которого возвышалась ослепительно белая башня, окружённая крепостной стеной и рвом.

Капитан говорил про Лондонский Тауэр. Наверное, это и есть новый дом нашей медведицы.

Приблизившись, я увидел, что западная стена замка обрушилась; ров был заполнен обломками. Рабочие, словно пчёлы в сотах, суетились на строительных лесах, заделывая уцелевшие части стены.

Прямо на берегу рва располагался просторный шатёр в оранжевую и жёлтую полоску, украшенный праздничными флажками. Сначала мне показалось, что внутри — сад: красные, синие, коричневые и зелёные тени плавно покачивались, словно цветы на лёгком ветерке. Но постепенно «цветы» начали превращаться в платья, мантии и шляпы, и вскоре я мог уже различить лица элегантных лордов и леди, ожидавших нашего появления.

Неожиданно одна фигура отделилась от толпы и направилась к нам. Господин громко засмеялся и позвал кого-то из шатра. С его плеч спадала пурпурная мантия, отделанная мехом; на пальцах блестели изящные перстни, а голову украшал золотой венец.

Генрих. Английский король.

Он поднял руку, приказывая нам остановиться.

Крики стихли. Норвежские ратники послушались приказа, а вот быка оказалось не так просто остановить, и он чуть не сбил с ног английских воинов, которые бросились врассыпную. Посланник сделал вид, что ничего не заметил, и поспешил поклониться королю. Они обменялись несколькими словами, которые я не расслышал, а затем направились к клетке медведицы — к нам с доктором.

Доктор снял шляпу и поклонился, а я последовал его примеру. Король остановился так близко, что мне хватило бы двух шагов, чтобы подойти и коснуться меха, окаймлявшего пурпурную королевскую мантию.

Английский король, давний враг моего отца.

К счастью, медведица оставалась спокойной и лишь принюхивалась к воздуху большим чёрным носом, словно пыталась уловить скрытые в нём ароматы. Я посмотрел на свою новую одежду и подумал, что она пришлась очень кстати: было бы немыслимо стоять в двух шагах от короля Англии в рубахе, пропитанной грязью, кровью, навозом и по́том, которую я надел ещё в Норвегии. Интересно, что сказала бы мама, увидев, как я склоняю голову перед королём Генрихом.