– Почему?

– Потому что Адейр встречалась с ним, а через неделю после того как Алекс лишил ее девственности, он ее бросил.

– Упс.

– Все называли их «Абы». Алекс Бишоп, Адейр Бауэр. И еще они оба фанаты танцев. Некоторое время они были самой знаменитой парой академии.

– Теперь понятно, почему Адейр смотрела на меня так, словно хотела пырнуть в шею маникюрными ножницами. Я подумала, что всему виной наша с тобой дружба.

– Я тоже в этом не сомневаюсь. Сегодня ты явно не снискала расположения Адейр.

– Потому что у меня столько всего нового. Она всегда странно вела себя со мной. Словно я отнимала слишком много времени у Эли или что-то в этом духе.

– А мы с ней никогда не были лучшими друзьями, но все-таки нормально общались.

Разговор стихает, когда мы подходим к воротам парка Перси Уорнера. В полном молчании мы идем под густой сенью деревьев вдоль дорожек. Солнечный свет, пробивающийся сквозь листву, придает ей светло-изумрудный оттенок.

Джесмин начинает что-то говорить, но сразу же замолкает. Я вопросительно смотрю на нее. Она же смотрит прямо перед собой и наконец отваживается:

– Сегодня во время занятий я вдруг расплакалась. Неожиданно. Ведь в тот момент я совсем не думала об Эли. Я словно приоткрыла какую-то новую дверь в своей душе, а оттуда на меня выплеснулось что-то непонятное. Горе – странная штука. Оно внезапно накатывает на тебя волнами из ниоткуда. Вот я стою в океане и прекрасно себя чувствую, а в следующий момент уже тону.

– Мне это знакомо.

– Я заметила.

Я краснею.

– Спасибо за напоминание.

– Если бы ты не страдал из-за гибели друзей, что бы ты был за человек?

– Тип, который ставит на заставку в телефоне свое фото с голым торсом и пьет волчью сперму?

– Точно. – А затем тихо добавляет: – Ты все-таки решил меня разговорить.

Чего я больше всего хочу – так это рассмешить ее, потому что ее смех хотя бы на несколько мгновений помогает мне забыть о плохом.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь к ней.

– Мне нравится с тобой разговаривать.

– Мне тоже, – отвечает Джесмин, глядя мне прямо в глаза.

– Завтра я тоже пропущу занятия. Пойду к врачу, у которого наблюдалась моя сестра. Судя по всему, он неплохой специалист.

– Отличная идея, – говорит она.

– Неужели я выгляжу таким психом?

– Не больше меня, внезапно разрыдавшейся прямо во время занятий. Но ты похож на человека, которому очень нелегко.

– Так и есть.

– Нам обоим нелегко.

Мы подходим к лежащему на земле бревну и садимся.

– Я хочу услышать, как ты играешь, – прошу я.

– Хорошо. Но только если ты дашь мне почитать что-нибудь из твоих рассказов.

– Если я вообще смогу когда-нибудь еще что-нибудь написать.

– Сможешь. А пока я почитаю что-нибудь из написанного раньше.

– Ладно. Когда вернемся, я поищу что-нибудь для тебя.

Мы видим, как из лесной чащи появляется олень и принимается обнюхивать край луга, а затем осторожно выходит на самую середину, чтобы пощипать травку, продолжая время от времени опасливо принюхиваться.

– Ты лучшее, что есть сейчас в моей жизни, – тихо говорю я, чтобы не спугнуть оленя. – Я рад, что мы друзья.

Джесмин поудобнее усаживается на бревне и слегка придвигается ко мне. Хотя… Возможно, мне это только показалось.

– Я тоже.

Приемная в офисе доктора Мендеса обставлена стильной современной мебелью, которая, тем не менее, выглядит очень органично и гостеприимно. Несколько экземпляров журналов Atlantic, New Yorker и Economist разложены на столах, рядом с которыми стоят стулья. Все здесь выдержано в спокойных коричневых и серых тонах. Все вызывает ощущение упорядоченности и серьезности.

Джорджия устраивается рядом со мной и начинает набирать смс.

Дверь распахивается, и в приемную выходит стройный мужчина за сорок. На нем отличного покроя бежевый льняной костюм без галстука. Аккуратная серая бородка и седые виски. На носу – прямоугольные очки в черепаховой оправе.

Он замечает Джорджию, и на его лице расцветает улыбка.

– Вижу знакомое лицо!

Джорджия вскакивает.

– Поскольку я уже не пациентка, могу я вас обнять?

Доктор Мендес широко распахивает объятия.

– Конечно! – Они обнимаются, и он окидывает ее внимательным взглядом. – Выглядишь здоровой и счастливой. – У него едва различимый акцент.

– Так и есть. Как дела у Стивена и ваших детей?

– Ну, Аурелия начинает учиться в академии Хардинга, Рубен через несколько дней отправляется в Стэнфорд. А что касается Стивена… – Доктор Мендес поднимает левую руку, демонстрируя Джорджии серебряное кольцо.

Она взвизгивает и тут же зажимает ладонями рот.

– Вырвалось. Мои поздравления! Когда?

Его лицо сияет улыбкой.

– В июне в Сономе. Это недалеко от того места, где вырос Стивен. Джорджия, это было прекрасно. Даже моя матушка-католичка была там, и я увидел, что она прослезилась.

– Я так рада за вас обоих.

– О, спасибо, спасибо. – Его взгляд падает на меня. – Ну, и кого ты привела?

– Это мой брат Карвер.

Доктор Мендес протягивает мне руку.

– Карвер, рад познакомиться. – Я чувствую крепкое рукопожатие дружелюбного и искреннего человека.

– Рад знакомству, доктор Мендес.

Он указывает в сторону кабинета.

– Пойдем? Без лишних церемоний?

Я вхожу в кабинет. У меня за спиной доктор Мендес спрашивает Джорджию:

– Ты останешься? Если да, то не будем прощаться.

Джорджия говорит, что подождет, пока мы закончим.

Я оглядываюсь. Здесь та же роскошная мебель вперемешку с антикварными вещицами. На стене висят в рамках старинные карты и изображения растений. Пахнет специями и деревом – это теплый, простой и чистый запах. На высоких полках от пола до потолка стройными рядами стоят книги. Здесь руководства по диагностике и другие профессиональные книги, но также книги об искусстве фотографии и живописи, беллетристика и стихи. Классика в кожаных переплетах. Книги на испанском и английском. Я впечатлен.

Доктор Мендес закрывает дверь и машет рукой в сторону двух абсолютно одинаковых коричневых кожаных кресел, расположенных друг напротив друга, и журнального столика между ними, на котором стоят графин с водой, стаканы и коробка с бумажными носовыми платками.