После выяснения того, что никто покойника в больничный морг не отвозил и что в морге он не числится, заведующий стал восстанавливать случившееся по следам и скоро пришел к единственному возможному выводу — покойник умер не до конца, он полежал, ожил и куда-то ушел.

Куда? Куда?!! Поиски по корпусам и обширной больничной территории продолжались до утра. Заведующему помогал интерн, в реанимации отдувался за всех второй дежурный врач.

Попробуйте вообразить эту ситуацию. Из отделения бесследно исчез пациент, которого ошибочно сочли мертвым! Он бродит где-то в явном помрачении сознания! Возможно, он вывалится из окна какого-нибудь верхнего этажа… Возможно, он попадет под машину… Заведующему реанимационным отделением как старшему из дежурных врачей явно высвечивались дорога дальняя и казенный дом. Как заведующему — снятие с должности.

Общебольничный переполох не мог остаться без внимания (стукнул кто-то) зама главного врача по медицинской части, молодой и амбициозной женщины, мечтавшей стать директором Департамента здравоохранения, а то и министром. Увы, она до сих пор работает замом главного врача по медицинской части, причем в одной из самых сложных московских больниц (в какой именно, неважно). А ведь прошло много лет…

Почтив своим присутствием утреннюю воскресную конференцию, на которой сдавались и принимались дежурства по отделениям, замглавврача устроила разнос «виновнику» случившегося — заведующему реанимацией. Он был виноват вдвойне — и как старший дежурный врач смены, и как заведующий, который отвечает за все. Пылая праведным гневом, замглавврача после конференции направилась в реанимационное отделение, чтобы на месте событий продолжить воспитательную работу. Ее сопровождали заведующий, дежуривший с ним врач и один из врачей новой смены.

— Что за труп в «отстойнике»? — услышали они, едва войдя в отделение. — Вывезти забыли, да? Он уже немного пахнуть начал, кажется…

Вопрос задал второй дежурный врач новой смены, на которого было оставлено реанимационное отделение на время утренней конференции. За его спиной маячил довольный интерн…

Заведующий на пару со своим напарником лепетали:

— Мы не понимаем, Татьяна Сергеевна, как такое могло случиться… не было его там… совсем… и катетер на полу лежал…

Коварный интерн, кстати говоря, вставил трупу перед возвращением новый подключичный катетер взамен изъятого, восстановил статус-кво полностью.

— На дежурстве нельзя пить ничего крепче чая!!! Идиоты!!! Чем вы вообще тут вчера занимались?!! — орала замглавврача ужасным криком, от которого покойник вполне имел шансы восстать.

Это было в воскресенье.

Во вторник заведующий (то есть — и. о. заведующего) реанимационным отделением сдал отделение своему преемнику.

В среду он уволился. Трудно работать простым врачом там, где еще вчера руководил. И неуютно как-то, и коллеги многое могут припомнить.

Роман интерна и медсестры скоро угас. Бывает. Ничто не вечно под луной. После того как они стали друг другу чужими, медсестра разболтала по больнице как оно было на самом деле. В результате интерна не взяли ни в одно из отделений после окончания им интернатуры. Кому захочется иметь в отделении такого коварного монтекристу? Это же все равно что мина замедленного действия — рвануть может в любой момент. Да как рвануть…

Короче говоря, пострадали все главные действующие лица этой истории. Заведующий отделением потерял свою должность, медсестра — любовь, а интерн — перспективу трудоустройства в хорошей больнице.

Только покойнику было все равно. На то он и покойник.

Одну из моих однокурсниц, томную деву и по совместительству проректорскую дочку, на семинаре по биологии преподавательница попросила написать на доске возможные сочетания половых хромосом. Элементарная для студента-медика задача, за которой следовало бы итоговое «хор» за семестр (дочь проректора, напоминаю, таким обычно только элементарные вопросы и задают).

С решительностью и смелостью, присущими ей как дочери маститого ученого и самоотверженного борца за личное благосостояние, она написала: XX, XY и YY, осчастливив (или — озадачив?) тем самым человечество третьим полом YY. Он, она и оно…

— Двух игрек-хромосом быть не может, — мягко сказала преподавательница. — Наука такого не знает.

— Ну и что? — возмутилась дочь проректора. — Наука много чего не знает! Но это не означает, что этого не может быть! Вы лучше математику подучите! Тогда узнаете, что комбинация из двух элементов дает три варианта! Три! А не два! Как у вас с логикой?!

— Лучше, чем у вас! — взъярилась преподавательница, но итоговое «хор» все же вывела.

Оппоненты тихо бухтели до конца занятия.

— Вот что у нее с логикой? — шипела на задах аудитории дочь проректора. — Что за придирки?

— Оплодотвори один сперматозоид другим и Нобелевскую получишь! — бурчала под нос преподавательница.

Единственный гений от медицины, с которым я был знаком лично, сильно походил на доктора Грегори Хауса…

Впрочем, нет, Хаус перед ним был мальчик-одуванчик и эталон дружелюбия. Общение с коллегами и руководством Гений начинал и заканчивал фразой: «Ну это же и олигофрену понятно», а больным говорил: «Это пройдет, пройдет. Проходит жизнь, и все проходит». В результате любили его только на больничной кухне, потому что во время дежурства ответственным по больнице он никогда не опускался до заглядывания в котлы и выяснения соответствия нормам закладки. Он вообще на кухню ходить не любил — далеко, долго. Журналы на подпись ему приносили в ординаторскую.

Коллег Гений третировал. Другого способа общения с коллегами он, кажется, и не знал. Хирургическое отделение называл «сантехническим», гинекологию — «отделением прочистки», неврологию — «лежбищем».

Представьте себе такую картину. Идет утренняя конференция, отчитывается дежурный хирург, рассказывает о непонятном пациенте, и вдруг из задних рядов раздается: «Ну у них в сантехническом дебил на идиоте сидит и кретином погоняет! У пациента серповидноклеточная анемия, а они его на стол брать собрались! (Т. е. — оперировать.) Ясное дело — им проще зарезать, чем лечить, это же и олигофрену понятно!»

Диагнозы Гения, поставленные большей частью «с налету», без долгих раздумий, всегда оказывались верными. Причем половина из них ставилась заочно (привет, доктор Хаус!). Общаться с пациентами Гений не любил.

В больнице Гения терпели не из-за его гениальности, хотя, конечно, от нее была большая польза всем отделениям, кроме патологоанатомического, которому все до лампочки, а из-за страха перед возможными последствиями. Больничная администрация понимала, что изгнанный Гений не угомонится, пока не сожрет всех своих обидчиков с потрохами. А много ли надо для того, чтобы посадить главного врача или заведующего отделением? Совсем немного. Особенно если быть в курсе происходящего.