— Не советую тебе так поступать, — сказал Чато. — Брат, твоя миссия в жизни гораздо более важная, для тебя наступил переломный момент, ты вступил в схватку с «драконами», а потому пора тебе взяться за оружие — родина или смерть, Давид!

— Мне до этого нет дела, я должен отомстить за отца!

— Послушай, Санди, — вмешался Чоло, — тебя разыскивает полиция. Сейчас не самое лучшее время для возвращения домой, это очевидно. Я уже пообещал, что через несколько дней сам отвезу тебя, однако завтра мы поедем на побережье, сейчас там безопаснее всего, а кроме того, не отказываться же от предложения дона Серхио! Придется подписать его документы. Опять же, каким образом ты надеешься справиться с Сидронио? Стрелять умеешь?

— Нет.

— Знаешь хотя бы, как снять пистолет с предохранителя?

— Нет, не знаю, но мне этого и не надо: чтобы его прикончить, достаточно пары камней.

— А если он не один?

— Убью всех по очереди!

— Ну нет, друг мой Санди, об этом и думать забудь!

— Ни за что, ты обещал мне!

В течение нескольких часов друзья пытались отговорить Давида; затем, устав от споров, Чоло пошел спать в свою комнату, а Чато уснул в кресле-качалке — очень уж напряженным выдался день. Давид остался в одиночестве. Он посмотрел на свое пиво, еще не успевшее нагреться, и едва заметно покачал головой.

— Сидронио нарушил соглашение, — и снова покачал головой. — Папа наверняка уже на небесах. — Веки Давида опустились. Рай представился ему в виде сьерры, где отца окружали олени и другие животные. Потом, по мере погружения в сон, перед ним возникло платье Дженис Джоплин, из-под которого — что за черт? — вместо женской ножки высунулось раздвоенное копыто.

У частной пристани покачивалась на волнах яхта тринадцати метров длиной; на берегу поражала своим великолепием вилла дона Серхио, каковой в скорости предстояло перейти в собственность Чоло: огромный дом с гостиной, занимающей целый этаж, терраса с видом на море и бассейном. Грегорио Палафокс Валенсуэла, он же Чато, он же команданте Фонсека, тщательно исследовал все подступы к территории виллы, внутренний дворик и все комнаты. Чоло, пребывающий в состоянии эйфории, плевать хотел на обеспечение безопасности. Давиду требовалось очень немногое, чтобы чувствовать себя совершенно комфортно. Друзья разместились в левом крыле здания, заняв три из семи спальных комнат.

За время, прошедшее со дня подписания нужных документов, Чоло стал полноправным членом семьи. Он осуществил несколько деловых поездок и доказал Карвахалю, что тот в нем не ошибся: ркупал, упаковывал, продавай с умением прирожденного наркоторговца. Очень скоро Сантоса стати уважать партнеры по бизнесу и правительственные чиновники, с которыми ему приходилось вести дело. Он прослыл ловкачом; однажды фуру, доверху набитую марихуаной, которую сопровождал Чоло, остановил при въезде в штат Сонора патруль федеральной службы генеральной прокуратуры по борьбе с наркотиками. Незаметно избавиться от такого количества товара было невозможно.

— Откуда едете? — спросил его офицер.

— Прямиком из Кульякана. командир.

— Что везете?

— Помидоры.

— Накладная на груз имеется?

— Нет, но зато есть лишние полтыщи долларов! — После этого грузовик пропустили без дальнейшей задержки.

Символизируя перемены, постигшие Чоло, у него на шее теперь красовалась толстая золотая цепь, а на руке браслет причудливой формы с гравировкой его имени.

— Каброн. ты скоро зубы себе инкрустируешь бриллиантами! — посмеивался Чато над вычурами Сантоса, но никогда не оскорблял своего лучшего друга — слишком многим он был ему обязан. Вернувшись из очередного рейса в Лас-Вегас, Чоло привез для партизан самую большую партию оружия — пистолеты «смит-вессон» и автоматы Калашникова в полной боевой готовности.

Давид по-прежнему стремился уехать в Чакалу. Друзьям стоило большого труда удерживать его от попытки пробраться в домик на холме за своими деньгами: Чоло ради этого даже прибегнул ко лжи:

— Каброн, я уже был там! Соседи что-то праздновали, гости всю улицу машинами заставили, музыка, пиво рекой, мне пришлось лезть через забор со двора, я сразу стал искать твой тайник, нашел дыру рядом с бугенвиллеей, но в ней ничего не было — пусто, друг мой Санди, как я и говорил, полиция навела полный шмон!

— Чоло, тогда одолжи мне денег на дорогу!

И Чато, и Чоло твердо решили не пускать Давида в Чакалу, но сказать ему об этом напрямик не могли.

— Послушай, братишка, мне кажется, вряд ли тебе удастся отомстить убийцам твоего отца, все они вооружены и скорее всего сумеют опередить тебя.

— В чем дело, друг мой Санди, разве тебе уже не хочется к твоей Дженис? Через месяц получу что мне причитается и куплю тебе билет до Лос-Анджелеса.

«Не соглашайся, — внушала Давиду его бессмертная часть, к советам которой он внимательно прислушивался в последнее время. — Возмездие должно осуществиться без промедления, пусть дадут тебе денег, и дело с концом!»

— Чоло, лучше купи мне билет до Чакаты.

— Ох, и упрямый же ты! — Тогда Чоло переменил тактику: — Ладно, поезжай, рассчитайся с ними, я даже одолжу тебе на обратный путь, но при одном условии. Поскольку камни — оружие ненадежное, скажи Чато, чтобы дал тебе пистолет и научил стрелять.

«Отличная идея! — одобрила карма. — Только надо поторопиться!»

В течение трех дней кряду Чато честно старался вдолбить в голову Давида названия деталей пистолета и правила обращения с оружием, но тот оказался совершенно неспособным учеником, несмотря на нетерпеливые понукания со стороны бессмертной части. Он то и дело забывал снимать предохранитель, и выстрела не получалось. На четвертый день тренировок Чато безнадежно махнул рукой:

— Ты не создан для этого, братишка, лучше продолжай играть в бейсбол.

Давид при любой возможности повторял уроки, данные ему двоюродным братом; его подстегивала карма, которая оказалась большим докой в военном деле, но в то же время сама же и мешала ему, расстраивая постоянными придирками. Возвращаясь с работы у дона Данило, Давид иногда бродил по помещениям огромного дома, поливал растения на территории виллы, подметал двор и готовил еду на кухне. Старый рыбак с одобрением отнесся к тому, что его помощник нашел себе вторую работу.

— Нет ничего плохого в том, что ты устроился сторожем. С того дня, как Давид узнал о гибели отца, у него и минуты спокойной не было, чтобы помечтать о Дженис. Стоило ему достать из кармана газетную вырезку, как его бессмертная часть начинала ворчать: «Как ты смеешь думать о чем-то, кроме мести за смерть отца? Забудь о ней; если попадешь в когти к той женщине, то уже никогда не исполнишь своего священного долга». Давид не знал, что ему делать. Ему хотелось выслушать чей-нибудь совет, но к кому обратиться? С Ребекой откровенничать не хотел, старого рыбака он стеснялся; Чато, если появлялся в доме, постоянно отсыпался, а Сантос Мохардин приезжал редко, и взгляд его окруженных черными тенями глаз с каждым разом становился все непонятнее, все неприступнее под бременем страха и подозрительности, нести которое обречены все злоумышленники.