"Если мама говорит всю одежду, значит дела совсем плохи", – подумал Борька. "Наверное, надо и ногти постричь… И на ногах тоже…" И он обреченно поплелся в ванную, попутно доставая из рюкзака замызганный халат.

Глава 3. Север.

Васькина машина служила палочкой-выручалочкой. Борьке вернули все вещи, кроме оружия. Его личное ружье тоже забрали. А вот машину не забрали. Деньги, отложенные на обеды, можно без особого сожаления использовать на пару заправок до полного бака, потому что рядом лежала сумка, собранная матерью, забитая разной снедью, по крайней мере, человек на пять. Борька не отказывался, взял всё. Часа через три, прежде, чем свернуть с основной трассы, на очередной АЗС он открыл одну из пластиковых коробочек и с удовольствием поедал запеканку, политую сверху чем-то очень вкусным, запивая это дело подслащенным чаем из термоса.

Значительно повеселев от вкусного завтрака, Борька вдруг понял, как же он давно не отдыхал. Хотя бы вот так, как сейчас. Полностью один. Да, Васька вытаскивал его куда-то, и за это большое ему спасибо, но, чтобы один… Один он всегда старался занять мозг работой. Считал это правильным. Но теперь подумал, что отдыхать тоже нужно и это тоже правильно и необходимо.

Борька запрыгнул в машину. На приборной панели стояла любимая фигурка Пеликена и хитро улыбалась. Вдруг ему пришла шальная мысль! Сориентировавшись по карте, Борька свернул в лес, на первую малоприметную дорожку. Хорошо, что у него внедорожник. Такая машина дает много преимуществ и свободы. Глубокие весенние лужи остались позади. Борька спешил, он не хотел, чтобы другие мысли испортили ту эйфорию, которую он испытывал в эту минуту. Он опустил стекло и яркий запах леса, прелой листвы проник в салон автомобиля. Борька с жадностью глубоко вдохнул. Дорожка стала гораздо суше. В это время мало найдется любителей, желающих заехать в непролазную чащу. Сбоку показался просвет, и Борька свернул в этом направлении. Через несколько секунд перед ним открылась поляна. На ней с легкостью разместится два-три автомобиля вместе с палатками. Совсем рядом протекала небольшая речка. Полянка была чистая, без мусора. Такую никогда не увидишь в московских лесах. А здесь, на границе Ярославской и Тверской областей, Борька был один среди деревьев, на берегу живописной реки. Восторг – первое, что испытал Боря! Он выпрыгнул из машины и побежал к воде, на ходу снимая всю одежду и разбрасывая в стороны, не глядя, куда она упадет. Оказавшись совсем голым, Борька с ребячьим визгом и улюлюканьем бросился в ледяную воду. Он погрузился в нее с головой. Но вода еще больше взбодрила его. Он выплыл на середину реки. Быстрое течение сразу же понесло вниз, и Борька с удовольствием начал сопротивляться этому течению, активно работая руками и ногами. Наконец, он начал чувствовать холод и выбрался на полянку. Он поднял глаза к синему небу, к утреннему солнцу, раскинул руки в стороны и очень громко и продолжительно крикнул и расхохотался своему порыву.

Он собрал одежду, немного походил голышом по молодой травке. Потом захотел пожечь костер, но не стал этого делать, решив, что довольно. Все же, действительно, впереди очень важные дела. Он хотел забрать отца и к вечеру уже вернуться обратно в Москву, не зря же с рассветом отправился в путь.

Борька вновь выехал на асфальтированную дорогу, но покрытие заметно ухудшилось. Машину потрясывало, скорость упала. Телефон и правда показывал отсутствие связи. Наконец, асфальт закончился полностью. Мимо проплывала деревня, многие дома заброшены. В иных живут только в летний сезон, это угадывается по ухоженным огородам, готовым к посадкам. Тут же рядом идеально размеченные огромные прямоугольные ямы, некоторые из них заполнены водой, видимо, бывшая торфоразработка, а может, все еще действующая. По крайней мере, узкоколейка не похожа на полностью забытую.

Борька взглянул на навигатор. Тот уверенно вел машину через деревню и указывал, что дальше нужно двигаться между перелесков. Итого, около трехсот пятидесяти километров от Москвы на север и совершенно другой мир. Мир без суеты и густонаселенности. Впереди, на опушке очередной рощицы, Борька увидел строения, огороженные простым забором из сетки рабицы. Это и было хозяйство Льва Ивановича.

Борька остановил машину у ворот. Тут же звонко и весело залаяла небольшая собачонка, вынырнув из ниоткуда.

– Оооо! А мы уже заждались! – приветливо протянул хозяин, открывая ворота. Борька тут же узнал его. Теплые детские воспоминания ожили, и он вспомнил всё или почти всё: и дядю Леву и тетю Надю, его жену, и вкусные блины с медом. Вот только собачка, вроде бы, была другая.

– Ну, проходи, проходи, – не давая опомниться и оглядеться продолжал Лев Иванович. – Устал с дороги? Голодный, наверное? Да не стой в дверях, иди уже.

Борька хотел ответить, что не устал, что не голоден, но не успел ничего сказать, впрочем, это было и не нужно. Это была обычная для Льва Ивановича речь гостеприимного хозяина. И он продолжал, пока Борька разувался в сенях:

– Моя-то уехала, сын увез в Москву! – он при этом многозначительно поднял указательный палец к потолку. – Говорит, дай хоть на людей погляжу, а-то живем как отшельники. Слышишь? Отшельники, говорит! Ха! Да отшельники разве так живут? Вон погляди: огород, скотина, все, что хочешь. И вода тебе и тепло. А в город я и сам свозить могу. В прошлом месяце же были в сельсовете, куда тебе еще-то? Людям глаза только мозолить! Они и соскучиться по тебе не успели.

Борька кроме тихого "здравствуйте" ничего еще не успел сказать. Хозяин не давал опомниться. Впрочем, Борьке на ум ничего и не приходило. И он был в некоторой степени благодарен Льву Ивановичу, что тот и не ждет ответа. Хозяин указал Боре на умывальник, потом на стол, мол, мой руки, присаживайся. Вся еда на столе укрыта чистыми полотенцами и салфетками. И хозяин начал снимать их одну за другой. Вареные яйца, картошка, всевозможные бублики, булочки. И, конечно же, блины! И, конечно же, с медом! Пять пиал до верху наполненных медом различных цветов, от снежно-белого до темно-коричневого, кучкой стояли возле горки блинов. Были какие-то еще соления, салаты, но Борька уже не обращал на это внимание. Аппетит с новой силой дал о себе знать. Вдобавок, в центре стола над всем изобилием возвышался настоящий самовар!

В дом вошел Борькин отец. Его было не узнать. Он словно помолодел, на лице появился румянец, и передвигался заметно легче. В руках держал полотенце, явно ходил умываться на улицу