Однако, если смотреть на ситуацию глазами французов, находившихся в 1799 г. в Египте, ни та, ни другая угрозы фантомом не покажутся. И Россия, и Великобритания находились в состоянии войны с Францией. В Средиземноморье действовала русская эскадра адмирала Ф. Ф. Ушакова и английская - адмирала Дж. Кейта Элфинстона. Обе прекрасно взаимодействовали с турками: русская - при освобождении от французов Ионических островов и портов Южной Италии, английская - при обороне Акры и морской блокаде Египта. Обо всём этом командование Восточной армии знало. Не удивительно поэтому, что оно постоянно ожидало появления русских и англичан в Египте. Так, когда стало известно о высадке в июле 1799 г. войск коалиции под Абукиром, в Каире решили, что это русско-турецкий десант. 11 октября 1799 г. уже Клебер писал Директории, что, по его сведениям, флот союзников, собравшийся у Родоса, должен высадить в Египте русские войска. Русская угроза тогда отнюдь не казалась французам призрачной. Да она таковой и не была, и если оказалась не реализована, то исключительно в силу стечения обстоятельств.

Непосредственное же участие англичан в военных действиях против французов и вовсе не прекращалось на протяжении всей Египетской кампании: британские корабли блокировали и время от времени обстреливали египетские порты, поддерживали антифранцузское движение египтян, попытались в июле 1799 г. высадить десант для захвата порта Эль-Кусейр на Красном море. Крайне мало зная о событиях в Европе, французы в Египте имели достаточно оснований опасаться появления у его берегов флота с английской армией на борту. Да и сам Бонапарт в инструкции преемнику предупреждал, как мы видели, о такой потенциальной возможности. Так что английскую угрозу считать фантомом тоже не было никаких оснований.

Что же касается силы и качества армии великого визиря, то далее мы о них поговорим отдельно. Пока же отметим лишь упорное стремление Бонапарта их преуменьшить, что должно было преуменьшить и заслуги сражавшегося с нею Клебера.

Клебер: «“Если в этот год, - сказал мне генерал Бонапарт, - несмотря на все предосторожности, в Египте будет чума и убьет у вас более 1500 человек - потери значительные и превышающие те, что ежедневно наносит война, то в таком случае вы не должны рисковать, вступая в новую кампанию, и вам дозволяется заключить с Османской Портой мир, даже если его главным условием станет эвакуация из Египта”. Хочу, граждане Директора, особо отметить данный пассаж, поскольку он весьма характерен в разных отношениях и хорошо показывает то критическое положение, в котором я нахожусь.

Разве имеет какое-то значение полутора тысячами человек больше или меньше при той огромной территории, которую мне надо оборонять, ежедневно ведя военные действия?»

Бонапарт: «Египту не угрожало никакой опасности, кроме низкого боевого духа в штабе армии. Чума, поразившая армию в 1799 г., лишила ее 700 человек. Если бы в 1800 г. она лишила ее 1500 человек, то оказалась бы вдвое губительней. На этот случай уезжающий генерал, предвидя основную опасность, угрожающую армии, хотел снять часть ответственности со своего преемника и разрешил ему, если тот не получит до мая 1800 г. известий от правительства, вступить в переговоры на условии, что французская армия остается в Египте до заключения общего мира. Однако ничего такого не случилось. Это был не май, а сентябрь. Должна была еще пройти зима, в течение которой из Франции, возможно, поступили бы известия. И наконец, чума не поражала армию в 1800 и 1801 гг.».

Последнее заявление Бонапарта противоречит свидетельствам современников о том, что чума из Египта никогда полностью не уходила, даже в конце 1799-1800 гг., когда масштаб эпидемии значительно уменьшился. Так, в брюмере VIII года Республики (23 октября - 22 ноября 1799 г.) главный врач армии Деженетт зафиксировал случаи «чумной лихорадки» (la fievre pestilentielle) - этот эвфемизм использовался французскими медиками вместо пугающего термина «чума» (la peste) - в форте Лесбе близ Дамьетты. В плювиозе (21 января - 20 февраля 1800 г.) Деженетт отмечает это же заболевание «почти во всех пунктах дислокации армии, особенно в Александрии, Лесбе, Розетте и даже в Каире». 9 жерминаля (30 марта 1800 г.) 11 человек одновременно заболели «чумной лихорадкой» в Дамьетте. Новая волна эпидемии поднимается в начале 1801 г. Так, 16 плювиоза IX года (5 февраля 1801 г.) Деженетт фиксирует поступление в госпиталь двух больных с явными симптомами данного заболевания, а восемь дней спустя констатирует: «Эпидемия постепенно расползается». В конце марта число заболевших уже столь велико, что для них в Каире создают отдельный лазарет. 15 жерминаля (5 апреля) Деженетт пишет генералу Мену: «После вашего отъезда из Каира эпидемия усилилась, несмотря на сокращение гарнизона. Смертность среди жителей постепенно достигла 100 человек [ежедневно], а один из дней даже достигала 110, что превышает все показатели с момента нашего прибытия в Египет» и т. д. Иначе говоря, и здесь Бонапарт предложил версию событий, далекую от реальных фактов.

Клебер: «Генерал также сказал: “Александрия и Эль-Ариш - два ключа к Египту”. Эль-Ариш - дрянной форт в четырех днях пути по пустыне. Большие сложности с его снабжением не позволяют разместить там гарнизон более 250 чел. Шестьсот мамлюков и арабов смогут при желании перерезать его сообщение с Катией, и, поскольку в момент отъезда Бонапарта гарнизон имел припасов лишь на 15 дней, потребуется не много времени, чтобы заставить его сдаться без единого выстрела».

Бонапарт: «Форт Эль-Ариш, способный вместить пятьсот или шестьсот человек, имеет хорошие каменные стены. Он контролирует колодцы и пальмовую рощу в одноименном оазисе. Это главный опорный пункт вблизи Сирии, единственные ворота для любой армии, намеренной атаковать Египет. Местность создает немалые трудности для осаждающих. Благодаря этому форт по справедливости и может быть назван одним из ключей к пустыне”».

В данном отношении Клебер несколько сгущает краски. На деле, как мы далее увидим, он разместит в Эль-Арише гарнизон, значительно превышавший заявленные им самим 250 человек. И, как покажут события, «дрянной форт» окажется способен выдержать достаточно длительную осаду. Но сила любой крепости состоит всё же не столько в прочности ее стен, сколько в высоком боевом духе защитников, без которого никакие стены не спасут. А вот его-то утомленным пустынным климатом, оборванным и нищим солдатам как раз и не хватало.

Клебер: «Только арабы могут формировать караваны, способные выдерживать зной пустыни. Однако, с одной стороны, их столько раз обманывали, что они уходят и прячутся от нас, даже не думая предлагать нам свои услуги, а с другой - прибытие великого визиря, возбуждающего их фанатизм и расточающего им дары, заставляет и нас держаться от арабов подальше.

Александрия - это не крепость, а большой укрепленный лагерь. Она действительно была хорошо защищена многочисленной осадной артиллерией, но после того, как мы потеряли такую артиллерию во время катастрофической кампании в Сирии, а Бонапарт забрал морские орудия, чтобы вооружить те два фрегата, с которыми и отбыл, этот лагерь способен оказать лишь очень слабое сопротивление».

Бонапарт: «В Александрии находилось 450 орудий всех калибров. Те 24 пушки, что были утрачены в Сирии, входили в осадный парк и никогда не предназначались для обороны данной крепости. В 1801 г. англичане захватят там более 400 орудий, не считая тех пушек, которыми были вооружены фрегаты и другие суда».