Всё произошло очень быстро. Славка приготовился ждать каких-то разборок или судебных заседаний. Он был уверен, что им обязательно дадут время на размышление и примирение в интересах ребёнка. Но уже через неделю они держали в руках решение о разводе. Похоже, здесь не обошлось без участия Романа.

Роман подъехал к Сашиному дому в день рождения Яны. Он привёз к столу огромный торт, украшенный ёлочками и зверюшками, и большую флягу мороженого. Дети были в восторге, а девятилетняя Яна была страшно горда, когда мамин друг развёз на своей машине всех её гостей по домам. Через месяц Роман с Александрой поженились. А через год у них родилась дочь. Рома с первых дней принял на себя ответственность за семью и решил, что они нуждаются в большом доме. Он был честолюбив и горд. И дом был заложен с размахом. Строительство обещало быть долгим. Роман всё свободное от работы время пропадал на стройке, Саша занималась детьми. Спустя два года они въехали в новый дом. Это был не просто дом, а респектабельный загородный особняк – с новаторской пространственной композицией, с кондиционерами и отопительной системой под полом, со свободной планировкой, ядром которой являлся камин. А широкие лестницы, полированное вручную дерево и цветные витражи вообще делали его настоящим современным дворцом.

– В таком доме мы обязаны жить счастливо, – вдохновенно произнесла Александра, обойдя все уголки дома впервые после окончания отделочных работ. – Ты построил настоящий архитектурный шедевр.

Глаза её радостно сияли.

– Я рад, что дом тебе понравился, и хочу, чтобы он стал нашим родовым гнездом. Чтобы наши дети и внуки жили здесь. И внуки наших внуков. Этот дом построен на века, – добавил Роман.

21

Катя вошла в свой вагон и ужаснулась. Поезд «Симферополь – Ужгород» был таким старым, что она засомневалась, способен ли он доехать до станции назначения, не развалившись. Старые, полуистлевшие половики и матрасы издавали тяжёлый запах. Переодевшись, Катя попыталась было поднять перекошенную нижнюю полку, чтобы положить туда свои вещи, но полку заклинило. «Ладно, переживём, – оптимистично подумала Катя. – Ничего страшного. Всего одну ночь потерплю, не умру». Вошёл проводник забрать билеты.

– Скажите, пожалуйста, в котором часу будем завтра в Сваляве? – спросила она.

– В пять утра, но не завтра, а послезавтра.

– Как – послезавтра? – удивилась Катя.

– Так, пани, послезавтра. Дывысь, тут напысано: прыбуття – двадцать першого, а сёгодни дэвьятнадцятэ, – ткнул пальцем в билет проводник.

– Боже, дай мне силы! – взмолилась Катя. – Почему же так долго?

– Тому, що вин у Львови стоить одынадцать годын. Да ничого страшного, – на суржике продолжал проводник. – Завтра у Львови можэтэ зийты и пэрэсисты на швыдку электричку повыщенои комфортности. Та вже вечеряты будэтэ у Сваляви.

– Спасибо, я так и сделаю, – сказала расстроенно Катя.

– Та вы нэ хвылюйтесь, зараз поидымо, воздух будэ свижише. Вы у нас, пани, пока одна у вагони. Чайку чи шось трэба – ласкаво просымо!

– Дякую, – выдавив улыбку, произнесла Катя.

Поезд тронулся.

То и дело дверь в её купе открывалась, и разноголосый люд предлагал ей свой товар. Деревенского вида мужики своими узловатыми ручищами протягивали ей жёлтую прессу сомнительного содержания. Молодые парни, прохаживались по пустому вагону, зычно выкрикивая: «Меняю доллары, рубли! Самый выгодный курс!» Мнимые глухонемые старательно раскладывали свою печатную продукцию на столике перед Катей. Раскрасневшиеся тётки в сбившихся платках заходили в купе с тяжёлыми корзинами и наперебой предлагали свои кулинарные «изыски». «С пылу, с жару! Пирожки, чебуреки! Бери, красавица!» – уговаривали они. Но чаще всего в проёме дверей материализовались мужики и бабы с огромными связками рыбы наперевес. После них ещё долго витал в вагоне устойчивый запах костра и копчёностей. За окном стемнело. Приближалась ночь.

«Да, давненько я не пользовалась услугами нашей железной дороги», – думала ошалевшая от впечатлений Катя. Попыталась закрыть дверь на замок, но всякий раз непрошеные гости открывали её с первой попытки: сломанный замок не держал. Тогда Катя сняла с себя ремень и привязала дверь. Почти за полночь, убедившись, что попытки открыть её дверь безуспешны, она с облегчением вздохнула. Убрав подальше жуткий матрас, подложила под голову куртку и, вытянув ноги, приготовилась подремать. Но тут в дверь постучал проводник:

– Видчынить! – потребовал он. – К вам ще пассажир.

Катя открыла дверь и снова легла, успев разглядеть за спиной проводника смуглого, черноглазого молодого мужчину. Проводник вошёл в купе, постелил постель на нижней полке, чем несказанно удивил Катю. «Вот это сервис!» – подумала она, поворачиваясь лицом к стенке. Всю ночь она не смогла сомкнуть глаз из-за жары и тяжёлого, спёртого воздуха. Её попутчик лежал тихо как мышь и, кажется, даже не дышал.

Утром, выходя из купе, она поняла причину такого внимательного отношения проводника к отдельно взятому пассажиру. Напротив их двери стояла сложенная инвалидная коляска. Когда проводник принёс её попутчику стакан чая, Катя достала печенье и мёд и предложила молодому человеку. Парень засмущался и отказался. Говорил он по-русски, но с сильным акцентом:

– Я не бедный человек. У меня целая сумка продуктов.

– Я не хотела вас обидеть, – ответила Катя. – И совсем не думаю, что вы бедный человек. Просто решила угостить вас хорошим мёдом. Ну, не хотите – как хотите. Я и сама никогда не ем в поезде.

– Меня зовут Камеран, – представился юноша. – Я родом из Ирака. Как вы считаете, я уже хорошо говорю на русском языке?

– Отлично, – похвалила Катя. – А что вы делаете в Украине? – спросила она, чтобы поддержать разговор.

– Теперь живу в лагере для беженцев. А вообще-то, мимо проезжал. Но не думал, что так всё обернётся.

И Камеран рассказал ей свою историю.

– Десять лет назад мой брат эмигрировал в Германию. Заработал денег, купил дом, женился и навсегда обосновался в этой стране. Я, как младший из сыновей, остался с родителями. Таков обычай. Мне предстояло заботиться о них, пока они живы. После начала войны в Ираке родители хотели и меня отправить в Германию, но не успели. Призванный в армию, я должен был служить своей родине и, значит, убивать людей. Это было невыносимо. Мне до сих пор снятся кошмары. Я не смог выдержать такого испытания и через полгода дезертировал. Пробирался домой ночами, прятался в подвалах и голодал. Страшно вспомнить, чего натерпелся, но я дошёл домой. Родители обрадовались, они думали, что меня уже нет в живых. Прятали меня несколько недель и собирали деньги на фальшивый паспорт – с другой датой рождения, благодаря которому мне удалось выехать из страны. Сначала оказался в России, но оттуда не мог выехать в Германию, а план был добраться к брату. И тогда брат отправил за мной своего товарища. Мы должны были встретиться на территории Украины и нелегально пересечь границу. Есть отлаженный путь, и люди им пользуются. Стоит только заплатить кому нужно. Я благополучно перебрался в Украину, и в условленном месте состоялась наша встреча. Я сел за руль, так как до этого товарищ брата ехал всю ночь и очень устал. Проехав десять часов за рулём, я предложил остановиться в придорожном мотеле и выспаться. Но он был категорически против ночёвки на территории Украины. Потому что был здесь впервые и вообще негативно относился к этой стране. «Небезопасно останавливаться на ночь с деньгами и фальшивыми документами, – сказал он. – Через несколько часов мы будем на границе». И пересел за руль. Я улёгся на заднем сиденье и заснул в предвкушении радостной встречи с братом в счастливой стране, где нет войны. А проснулся через месяц в реанимации Ужгорода. Весь этот месяц я пробыл в коме и, когда пришёл в себя, долго не мог понять, где нахожусь и что произошло. Вокруг меня были чужие люди, их языка я не понимал. Мне предлагали пищу, которую мне нельзя есть: меня воспитывали в строгой мусульманской семье. Не смея пошевелиться от невыносимой боли, я с головой накрывался простынёй и, как ребёнок, плакал целыми днями, испытывая такие муки впервые в жизни. Я ведь рос физически развитым и сильным парнем, играл в футбол за сборную страны и никогда ничем не болел. Побывав на войне, не получил даже лёгкого ранения, а здесь, в нескольких часах от заветной мечты, моя судьба так круто изменилась. Я был раздавлен и физически, и морально. У меня похитили деньги, документы и мобильный телефон. Я плакал, молил Аллаха забрать мою жизнь и ждал конца. Не помню, сколько пробыл в таком состоянии. Однажды в мою палату вошла женщина в чёрной монашеской одежде и заговорила со мной. Со дня аварии я впервые слышал более-менее понятную мне речь: она говорила на английском. В футбольной команде, где играл до войны, мы должны были знать иностранный язык. Монашка спросила, почему отказываюсь от пищи. Я объяснил причину. Она предложила свою помощь, сказала, что будет готовить и приносить еду, которую я смогу есть. И приходила ко мне каждый день. Стала моей единственной надеждой, моей спасительницей, но тогда я ещё не мог этого оценить. Очень страдал от боли и не хотел жить. Монашка садилась рядом, кормила меня, и мы разговаривали. Она разыскала моего брата и сообщила ему обо мне. Эта женщина научила меня терпению, вселила надежду на выздоровление, и я перестал мучиться навязчивой идеей уйти из жизни. Первое время не мог смириться со своим положением и всё время повторял: «Ну почему я не сел в самолёт? Этого бы не произошло». Но однажды она сказала: «А ты не думаешь, что самолёт мог разбиться и тебя не спасли бы? Не гневи своего Аллаха, он посылает испытания только лучшим своим сыновьям. Значит, ты избранный. Он смотрит на тебя и верит, что ты с честью выйдешь из этого испытания». Мне стало стыдно за себя. Я родился заново, во второй раз благодаря этой женщине. Жил в ожидании её прихода и относился к ней, как к матери.