к семье он ехать уже и сам не хотел, то нужно было искать что-нибудь другое. И вот совершенно неожиданно работа нашлась, и, на взгляд Алёшкина, интересная и очень выгодная.

Приближалось лето, пора появления в Приморье, и в Шкотовском районе, конечно, тоже, хунхузов, белобандитских банд. Шкотовское ГПУ на этот раз разрешило проводить борьбу с бандитами иными способами: не мобилизовывать всех коммунистов и комсомольцев в большие малоподвижные отряды ЧОН, а создать при отделе два-три отряда по 25–30 человек, в которые набрать молодых ребят, зачислив их на жалование, и бросать эти отряды по первой тревоге в необходимое место. Они, хотя по численности и меньше хунхузских банд, зато будут хорошо вооружены, обучены и более подвижны. Хунхузы с такими отрядами в настоящие бои вступать не будут, а после первых же перестрелок, бросив приставших к ним белобандитов, постараются выйти из боя и убежать. Группы же белых, привозимых хунхузами, состояли из 10–15 человек, и отрядам ГПУ с ними справиться будет легко.

Вот и начали в Шкотове создаваться такие отряды. Прежде всего, в них набирались комсомольцы и коммунисты. Жалование бойцам отряда полагалось 52 рубля золотом, деньги по тому времени большие (учительница получала 36 рублей, немногим больше и отец Бориса). Несмотря на отговоры Ковалевского, Софьи Григорьевны и других знакомых, Борис записался в этот отряд.

Ещё в отряде ЧОН он изучил пулемёт Шоша (ручной), бывший тогда самым распространённым ручным пулемётом, поэтому его назначили пулемётчиком. Конечно, в отряде были пулемётчики и получше него, так как в отряд записались многие бывшие партизаны. Они все знали, что им предстоят частые и длительные походы, а пулемёт весил, по крайней мере, в два раза тяжелее любой винтовки и почти в три раза — японских карабинов, которыми вооружены были почти все бойцы отряда. Но парень этого ещё не понимал и очень гордился своей новой должностью. Не понимал он также и того, что в любом бою противник старается вывести из строя, прежде всего, командира, а затем пулемётчика.

Командиром отряда назначили чекиста, ни фамилии, ни воинского звания которого никто не знал, все звали его просто Жак. Этот молодой, сухопарый, энергичный, кудрявый человек обладал хорошими командирскими способностями. Он сумел сколотить из разношёрстного народа, собранного в отряд, в течение двух недель боеспособную дисциплинированную единицу. Правда, первые две недели после организации отряда занятия в нём, изучение оружия, строя и практической стрельбы, проходили почти целыми днями с утра и до позднего вечера, но, когда Надеждин, ставший к тому времени заместителем начальника Шкотовского ГПУ, проверил действия отряда, он остался доволен.

Правда, Борис немного разочаровался в своём Шоше: при проведении практических испытательных стрельб, проводившихся в каменоломне, он поразил поставленные в двухстах шагах от него мишени, но этот окаянный Шош так навозил его животом по каменному ложу, на котором он лежал, что не только порвал ему гимнастерку, но и поцарапал кожу живота. Старые партизаны знали эту особенность Шоша и только посмеивались, глядя, как пулемётчик, кряхтя, чешет свой пострадавший живот. А заместитель командира отряда, бывший избач из села Майхэ, Силков, посмеиваясь, сказал:

— Ты, Борис, в другой раз для своей позиции место помягче выбирай!

Однако Надеждин, зная, как тяжёл этот пулемет, предложил командиру отряда прикрепить к нему двух человек с тем, чтобы носить его по очереди. Кроме того, он приказал рожки с запасными патронами к пулемёту распределить между всеми бойцами отряда и лишь непосредственно перед боем отдавать их пулемётчикам.

Вторым пулемётчиком в отряде назначили комсомольца, недавно приехавшего в Шкотово, Жорку Олейникова. Это был чёрненький невысокий юркий паренёк старше Бориса года на два. Он уже успел послужить на торговом флоте, но затем ушёл на берег, чтобы окончить школу II ступени. После окончания школы работы он не нашёл, поехал в Шкотово и, узнав там об отряде, обладая склонностью к приключениям, записался в него.

С Алёшкиным они как-то сразу подружились, очень часто вместе возились с пулемётом при его чистке и разборке, это и послужило причиной назначения Жорки вторым пулемётчиком. Оба новых приятеля были довольны.

Ещё раньше, летом, сразу по организации отряда, после строевых занятий Борис решил испробовать силу новичка. В 1923 году один из учителей, учившийся на курсах, обучил Бориса нескольким приёмам французской борьбы. Когда бойцы отряда, отдыхая, собрались в кучку на плацу между казармами, где проходили занятия, и занялись обычной болтовнёй, Алёшкин предложил Жорке помериться силами. Он полагал, что справиться с этим пареньком, бывшим ниже его почти на голову и очень тоненьким, будет нетрудно.

На самом деле, оказалось не так: Жорка тоже знал приёмы этой борьбы, причём, как оказалось, больше и лучше, чем Борис, и тот не успел опомниться, как под громкий хохот окружающих оказался положенным на обе лопатки. Это поражение обескуражило его, но не вызвало злобы к победителю, а наоборот, кажется, только ещё больше сдружило их.

К концу подготовки отряда Борис получил второе письмо из Владивостока, на этот раз оно было написано матерью. Письмо это по своему тону и обращению резко отличалось от ранее полученного им письма отца. Анна Николаевна писала, что ей сообщила Софья Григорьевна Гориневская о безрассудном шаге Бори, записавшегося в отряд по борьбе с бандитизмом, само пребывание в котором ему грозит постоянными опасностями, а участие в боях — почти вероятной гибелью.

В то время многие из шкотовских жителей, особенно из числа интеллигентов, не верили в достаточную боеспособность этого отряда.

Мать писала, чтобы Борис немедленно ушёл из отряда и приезжал в город, что она зачислена на учительские курсы по переподготовке учителей и по окончании их, наверно, получит работу, а когда он поступит учиться, то тоже будет получать стипендию.

Конечно, Борис обрадовался этому письму, он увидел, что его новая мама, а он считал её настоящей мамой, относится к нему гораздо терпимее, чем отец, и что с её стороны он всегда встретит и поддержку, и ласку. Но, конечно, ни о каком выходе из отряда он даже и не подумал, однако, написал матери, что по приказанию командира он должен выехать с той квартиры, в которой продолжал жить после отъезда семьи во Владивосток. Все, кто стал членами отряда, должны были сменить свои квартиры. Для чего это было нужно, никто не знал, но приказ выполнили.

Борис, Жорка и присоединившийся к ним Гришка Герасимов, оставивший свою избу-читальню, где он получал всего 18 рублей в месяц, решили поселиться вместе. Они нашли в одной из заброшенных казарм более или менее пригодную для жилья комнату,