ответа, хотя чувствует, что его поиск любви или по крайней мере желания любви в этом бессмысленном путешествии – всего лишь поиск причины для полного отчаяния, обретя которое он наконец сможет, как будто очистив совесть, пойти под воду. В этом, конечно, есть какая-то женственность, вернее, добровольное принятие своей пассивной роли: трагедия кажется ему сладкой – но только до тех пор, пока он не признается себе в самой возможности этой трагедии. Вот и теперь, затеяв игру, в которую он боится посвятить сам себя, он идет через мелкую реку, и ему хочется думать, будто на дне реки под слоем ила прячется неразорвавшаяся бомба или – вдруг – труп летчика-камикадзе с угрем, копошащимся в пробитом черепе.

На одном из мостиков, на котором хватало места только на одну машину, Маре пришлось прижаться к самому краю деревянного настила, лишенного поручней, чтобы пропустить «Ниву» вперед. Преодолев мост, машина остановилась, и водитель несколько раз ему просигналил. Мара тоже замер, испуганно и нечаянно, по привычке, отрицательно покачал головой. «Нива» постояла еще несколько секунд, потом дернулась и укатила с ревом вперед по уже относительно ровной дороге. Только тогда Мара догадался, что его могли подвезти хотя бы до края деревни, и он пожалел, что отказался ехать. Больше по пути он никого не встретил.

Когда он добрался до большой дороги и вышел к мосту, солнце скрылось за тучей и уже где-то за спиной опять звонили колокола, на этот раз далеко и печально.

Незаметно, без всякого разбега, начался противный дождь со снегом. Мост был длинный и грязный; здесь уже было какое-то движение машин, поэтому Маре приходилось то и дело прижиматься к ограждению. И все же деться было некуда, и его облили этой грязью.

Вскоре после моста Мара свернул с основной дороги на маленькую дорожку, уводящую в лес; у поворота он разглядел неприметный указатель на санаторий: этот знак был покрыт вмятинами от пуль – вероятно, кто-то стрелял по нему из пневматического ружья. Этот искалеченный знак прикончил в нем хорошее настроение. Поднимаясь на холм по подъездной дороге, вилявшей по хвойному лесу, Мара выбился из сил. Наконец он вышел к большим воротам и увидел за ними два пятиэтажных корпуса, похожие на два серых обрубка скалы, поднявшихся из земли. «Странно, – подумал Мара, – но эти дома как будто должны были быть здесь всегда, так они кажутся к месту; словно вокруг них вырос лес, а дорога сама собой вытекла однажды, давно, из ворот вниз, к подножию холма…»

Он замер перед воротами, пытаясь успокоиться. То ли от свежего воздуха, то ли от волнения у Мары закружилась голова.

8/

Встреча

В назначенное время Лиза ждала его приезда у ворот, возле домика для охраны, прямо перед табличкой «Санаторий “Сосны”». Сердце билось в груди часто и громко, как будто она собиралась совершить преступление. Ее осуждали молчание старых сосен и грозный лечебный корпус, нацеливший на нее восемь пустых оконных глазниц (некоторые стекла были матовые и казались особенно пустыми). Сейчас Лиза чутко восприняла обступившее ее со всех сторон молчание: Мара станет первым незнакомцем, которого она впустит к себе, в это место, которое, хотя и вынужденно, уже стало ее вторым домом или, скорее, второй тюрьмой.

Лиза пришла к воротам даже раньше, чем нужно, и теперь слегка волновалась. Этим утром, возможно, ради него она стояла перед зеркалом дольше обычного; возможно, ради него ей захотелось избавиться от своих слабостей: накрасить губы, выбрать что-нибудь не слишком мятое, «поприличнее» – например, черную шерстяную юбку; она даже надела туфли на каблуке… От всего этого ей было неловко. Не слишком ли она перестаралась?

Он не пришел вовремя, и Лизе пришлось его ждать. Она присела на скамейку в главной аллее. Холодный ветер задувал ей под юбку. «Все-таки надо было надеть джинсы», – подумала Лиза. Минуты тянулись, а он все не появлялся. Когда прошло полчаса, она до крови искусала нижнюю губу. А потом прошел почти час… Это ожидание становилось нестерпимо тревожным. Тогда она решила, что надо ему позвонить. Несколько раз она включала экран, но боялась набрать его номер: они ведь ни разу не говорили по телефону! Лиза не могла вспомнить его голоса, когда они обменялись парой фраз во время их первой встречи, на музыкальном фестивале в недостроенном бассейне. Откуда она может знать – вдруг голос у него неприятный?

Внезапно Лиза отчетливо поняла: если они встретятся сейчас, что-то изменится, что-то уйдет. У нее промелькнула мысль: «Может, лучше бы он уже не приехал».

Как раз в этот момент Мара появился на подъездной дороге за воротами. Убегать было поздно. Лиза встала со скамейки и как-то нервно махнула ему рукой. На Маре были болотного цвета пуховик и какая-то дурацкая вязаная шапка. Увидев Лизу, он тут же снял эту шапку – было ясно, что он сам ее стыдится, – и неуклюже затолкал ее в широкий, неестественно отвисший карман. Она поняла, почему у него такие большие карманы: «Он набивал в них камни, когда шел в воду». И он догадался, что она тоже это поняла.

– Я рада, что ты приехал, – сказала Лиза.

– Я тоже рад, – сухо ответил Мара и неловко улыбнулся.

Они пошли по аллее в сторону жилых корпусов в тени неподвижных сосен. Им хотелось так много сказать друг другу, но, оказавшись рядом, они почему-то – возможно, из-за смущения – не могли придумать, как начать разговор.

Чтобы уменьшить вред от этого молчания, Лиза потянулась к нему, она хотела взять Мару под руку, но Мара, не разгадав ее движения, как раз в этот момент отстранился. Он поздно понял свою ошибку, а Лиза, растерявшись на секунду, притворилась, будто по привычке собиралась поправить свои короткие волосы. От этого им обоим стало только хуже, и потом они двигались на некотором расстоянии друг от друга, немного взволнованные из-за досадно упущенной возможности.

Поначалу они даже боялись посмотреть друг на друга и только изредка – для этого им приходилось совершать над собой усилие – осмеливались обменяться робкими взглядами и какими-то натянутыми улыбками. Только спустя некоторое время им удалось хотя бы разглядеть друг друга и признать, что Мара был тем самым Марой, а Лиза была той самой Лизой…

И все-таки каждый из них остался недоволен тем, что в реальности они выглядели иначе, чем сами себе представляли. Так, Лиза внезапно поняла, что Мара, оказывается, очень неуклюжий и рассеянный; к тому же бесформенная заношенная одежда висела на нем мешком,