«Я найду тебя! Я спасу тебя! — метался Павел по дому, на ходу распихивая по карманам патроны и несколько пачек долларов, припрятанных в матушкиных схронах на черный день. — Пусть только кто-нибудь попробует тебя обидеть!»

Впрыгнув в машину, он завел мотор, и только тут на него наконец снизошло прозрение: все происшедшее за эти два дня не что иное, как начало великого кошмара… Кошмара, которым всегда заканчивалась жизнь таких, как он. Когда остаешься совершенно один, а все, кто раньше был рядом, или мертвы, или там, по другую сторону баррикады.

Он не был дураком и прекрасно видел, что в немногочисленных рядах его парней наметился раскол. Сашка Одуванчик был поглупее остальных, вот и развязал язык, тогда как другие помалкивали, пряча кривые усмешки в воротниках.

— «Крыши» вам ментовской захотелось!.. — скрипнул зубами Павел, медленно трогаясь. — Ну что же, я дам вам «крышу»! Да еще какую!..

Часы на стене пробили полночь. Кряхтя и охая, Лаврентий сполз с широченной кровати и, бросив брезгливый взгляд в сторону похрапывающей жены, пошел в гостиную. Окна, как всегда, были настежь. Опасливо потрогав шторы и убедившись, что за ними никто не прячется, Лаврентий тяжело вздохнул и, немного поразмыслив, налил себе стакан водки.

— Да не пойди во вред младенцу, — вполголоса бормотнул он и опрокинул содержимое стакана в рот. — Хороша!..

— Даже ночью жрешь! — неожиданно раздалось в тишине.

Лаврентий оглянулся на воинственного вида супругу и с раздражением буркнул:

— Чего тебе? Иди спи…

— А тебе чего не спится? — Татьяна широко зевнула, лязгнув целым рядом золотых зубов. — Пошли, Лаврюшечка…

— Лаврюшечка!.. — скорчился в гримасе супруг и плюнул ей вслед. — И на кой черт я двадцать лет назад с тобой связался?..

Он сморщился от неожиданной боли в желудке. Так бывало и раньше, когда ему доводилось понервничать, но от того, как он взбесился сегодня, могли возникнуть серьезные осложнения.

Открыв дверцу бюро, он достал флакончик с таблетками и швырнул парочку под язык. Неприятная терпкая горечь тут же свела челюсти, вызвав непрошеную слезу.

— О черт! — выругался Лаврентий, опускаясь в кресло. — Сегодня, наверное, не усну.

Взгляд его сместился на фотографию двадцатилетней давности, где были изображены они с Татьяной. Когда-то с симпатичным личиком и прелестной фигурой, она, родив двоих дочерей, разъелась и превратилась в бесформенную, с позволения сказать, женщину. Хотя женщиной Лаврентий не считал ее уже лет десять. Кто знает, может быть, именно это отвращение к кустодиевским формам супруги и толкало его в объятия молоденьких стройных девушек, одна из которых сегодня натянула ему нос…

Вспомнив о том, что произошло несколько часов назад, Лаврентий заскрипел зубами, и тут же дикая боль ударила под ребра, заставив его застонать. Согнувшись пополам, он кое-как добрел до широкого дивана и рухнул на него всей тяжестью своего веса. И только-только он закрыл в изнеможении глаза, как в висок ему уткнулось что-то твердое и холодное.

— Просыпайся, падла! — раздался свистящий шепот почти над самым ухом.

Лаврентий резко вскинулся и, скорчившись от боли и страха, тут же уперся взглядом в пылающие ненавистью глаза Павла.

— Ты-ы-ы?.. — еле слышно выдохнул он. — Как ты сюда?..

— Ногами, — перебил его Павел, не убирая пистолета. — Где она?! И не вздумай сказать, что не знаешь, о ком идет речь.

В бессильной ярости пожевав губами, Лаврентий отвел голову в сторону и нехотя произнес:

— О ком — знаю, но где — нет…

Не дождавшись продолжения, Павел размахнулся и наотмашь ударил его рукояткой по уху. Лаврентий хрюкнул и на несколько минут затих. Павел сел в кресло напротив дивана и не без удовольствия поглядывал, как его враг, морщась и кряхтя, пытается подняться с пола.

— Еще одно неосторожное слово, и я нажму курок. Так что думай, прежде чем говорить, — помахивая пистолетом перед обезумевшим Лаврентием, он не забывал время от времени оглядываться на дверь спальни, где переливчатый храп начал понемногу стихать. — Отвечаешь на вопросы, мы принимаем решение, и я сваливаю. Идет?

Голова Лаврентия вяло качнулась в знак согласия.

— Итак. Где девушка?

— Не знаю, — промямлил тот и, увидев занесенный над ним кулак, зачастил: — Я и вправду не знаю. Мне ее привезли в одно место, а она сбежала, пока я ребят провожал. Я не вру…

— Какое место? — скулы у Павла заходили от еле сдерживаемой ярости. — Где это место?

— Недалеко от деревни Ольховцы, — старательно пряча взгляд, ответил Лаврентий. — Там у моего знакомого небольшой садовый участок и домик, так, сараюшка. Я иногда прошу его об одолжении… Ну, ты понимаешь…

— Ай, ай, ай, — укоризненно качнул головой Павел, полыхая от ненависти. — Ах ты, старый развратник! Тюрьмы тебе мало? Дачи своей мало? Так ты еще одно местечко приглядел!.. Боялся, что кричать будет? Зря беспокоился, я все сделал как надо. Ты опоздал. Она больше не девушка!

Забыв о дикой боли в боку, Лаврентий страшно зарычал и кинулся на врага. Но Павел был много моложе, и его нога в дорогом ботинке взметнулась раньше, чем Лаврентий успел преодолеть и половину расстояния, разделяющего их. Ударив носком в пах, Павел остановился над поверженным врагом. Неизвестно, чем бы закончился этот поединок, но дверь спальни начала со скрипом открываться. Павлу ничего не оставалось делать, как нырнуть в нишу окна, под спасительную тень портьеры. Перед тем как скрыться, он успел шепнуть:

— Мы не закончили разговора. И последнее слово останется за мной!..

— Сволочь! — заорал Лаврентий, едва Павел скрылся. — Убью-ю! Сволочь!

— О какой шалаве шла речь? — Татьяна, подобно горе, выросла над супругом и, гневно сверкая очами, воинственно уперла руки в бока. — Мало я твоему начальству жаловалась?!

— Уйди! Дура! — страшно завопил он, еле сдерживаясь, чтобы не пустить в ход кулаки. — Идиотка! Только пикни — могилы твоей не найдут! Дура!

На последнее она страшно обиделась. Имея два высших гуманитарных образования и папу, полковника в отставке, Татьяна считала себя если не главой семьи, то равной супругу точно. Поэтому она заморгала сквозь моментально нахлынувшие слезы и кинулась вон из гостиной.

— Па-апа! — рыдала она через несколько минут в трубку. — Ты должен положить этому конец! Этот хам окончательно свихнулся!

Далее следовал полный перечень грехов вышеупомянутого супруга, прерываемый лишь судорожными всхлипываниями и сморканием в носовой платок. Полковник, несмотря на возраст и звание, был человеком склонным к сантиментам, поэтому железно обещал своей дочери разобраться с обнаглевшим зятем. Напоследок он звучно расцеловал телефонную трубку, олицетворявшую пухлую щеку дочери.

А наутро Лаврентий был вызван к начальству. Явившись по первому зову, он нервно мерил шагами приемную, то и дело прикладывая руку к непрестанно ноющему боку.