– А чего ж я не могу? Я-то как раз могу, если у вас душонкатакая тоненькая! Сколько по телевизору толкуют про то, как мужья жен убивают захрущевку да за тыщу рублей! А за ваши хоромы убить – раз плюнуть!

Ниночка сжала кулачки. Старинные часы в гостиной прозвонилиполчаса, до Диминого приезда осталось совсем немного, а она не одета, не обутаи не прихорошилась даже!..

– Галина Юрьевна, – отчеканила Ниночка, – я все равно поедус Димой пить кофе. А вы делайте как хотите и звоните куда хотите. Хоть маме,хоть папе, хоть в комиссию по правам человека! И суп ваш я есть не буду!

Домработница набрала в грудь воздуху, хотела возразить, ноНиночка ладонями закрыла уши, замотала головой и закричала что есть силы, чтослушать ничего не желает и чтобы все от нее отстали.

– Ну и пожалуйста, – плюнув с досады, сказала ГалинаЮрьевна, подхватила полотенчико и опять пристроила на плечо. – Это чего ж такоес бабами их бабская сущность делает! Это как вас разбирает, что вы головусовсем потеряли! Идите куда хотите, только если пристукнет он вас, домой неявляйтесь!

Она опять помахала у Ниночки перед носом толстенным пальцеми удалилась, покачивая кормой, как броненосец из разбомбленной бухты, оставляяза собой на волнах обломки вражеских кораблей.

– Дура! – шепотом вслед ей сказала Ниночка.

Придумывать наряды было некогда, и настроения никакого,поэтому она нацепила что попалось под руку, очень сердясь на Галину Юрьевну сее инсинуациями и шепотом повторяя убийственные аргументы, которыми можно былобы сразить домработницу наповал.

Все же в зеркало она посмотрелась. Ниночка взглянула,заранее недовольная собой, заранее не любя свое отображение, а оно оказалосьничего, очень ничего!.. Ниночка даже засмотрелась.

Личико свеженькое, глаза веселые, и штучка без рукавов и свысоким горлом облегала там, где нужно, и так, как нужно, ничего не выставляянапоказ, но обещая многое.

Полезно время от времени ходить на свидания, особенно когдаты этого заслуживаешь!..

Ниночка еще потопала каблучками, проверяя, все ли в порядкес туфлями, нацепила короткую дубленку, выбранную «с умыслом». Когда-то этусамую дубленку они с Димкой покупали в Милане, и она им обоим очень нравилась –европейская, легонькая, летящая!..

И тут он позвонил и сказал, чтобы она спускалась.

– Галина Юрьевна, я ушла.

– Скатертью дорога.

Ниночка уже почти открыла дверь, уже почти шагнула наплощадку, но решила, что так не годится, и побежала обратно.

Домработница, пригорюнившись, сидела в кухне у окошка, иказалось, что на раззолоченный белый стульчик взгромоздили куль с мукой. Настоле перед ней стояли рюмочка и склянка. Из склянки остро пахло сердечнымикаплями.

– Галина Юрьевна, – сказала Ниночка, чуть задыхаясь, – нучто вы себе придумали мучение и теперь страдаете? Ничего не случится, я вамточно говорю!

Домработница испустила трагический стон.

– Это ж надо такому быть, – тут она щепотью ударила себя вгрудь, – я ее берегла, я ухаживала, жалела, как могла, а она сама, пособственной воле… да волку в пасть!

Ниночка подбежала, обняла страдалицу и громко чмокнула вморщинистую щеку.

– Ну? – спросила Ниночка и близко посмотрела в старческиенесчастные глаза. – Что такое? Чего вы придумали ерунду какую-то?! Вы что,Димку не знаете? Ну разве он плохой человек? И разве я не могу с ним пойтикофейку попить? Просто так! Я же очень давно ни с кем никуда не ходила!

Домработница отстранилась, достала из кармана скомканныйносовой платок и громко высморкалась.

– Не знаю я, Ниночка, может, он и хороший, только я мученийваших больше видеть не желаю. У меня сердце слабое. Было б оно у меня здоровое,давно бы к сестре в деревню уехала и жила бы там, на воле, а не могу! И об васоно у меня болит и болит, а тут еще… дела такие! Не вверяйтесь вы ему! Может,скучно ему с молодой, может, поиграться решил, а нам мученья! А может, что и…злодеяние какое-нибудь задумал! Зачем ему приданое эдакое, бывшая жена, иквартирку, может, обратно желает получить!

Ниночка опять рассердилась.

– Да перестаньте вы, Галина Юрьевна! Что вы завываете одно ито же – злодеяние, квартиру получить!.. Стал бы он меня на свидание приглашать,если бы хотел из квартиры выставить! И квартира эта моя, давным-давно он ее наменя переписал. И вы же знаете Диму!

– Знаю, что жизнь он вам всю перепортил!

– Да он просто от меня ушел! Миллионы людей разводятся, иникто их за это не называет злодеями и не подозревает в том, что они хотятсвоих бывших жен прикончить!

Домработница потянулась и поцеловала Ниночку в плечикомокрым поцелуем – на дубленке остался след.

– Вы ему не вверяйтесь! – страстным шепотом призвала она ипотерла след на дубленке носовым платком. – Не вверяйтесь! Вы же такая…доверчивая варежка!

– Кто я? – поразилась Ниночка.

– Варежка, кто-кто!.. Добрая, мягкая, как есть варежка!

Тут она развернула Ниночку и слегка подтолкнула ее к двери,как маленькую.

– Бегите-бегите, ждет ведь небось!..

Совершенно успокоившись, Ниночка выскочила из квартиры,слетела вниз по лестнице. Стук ее каблучков гулко отдавался от мраморныхступеней и высоченных потолков парадного, и это был радостный, веселый стук,как будто вернулась та, прежняя Ниночка, которая точно знала, что мир огромен ипрекрасен и жить в нем интересно и радостно!..

Димка – один, без водителя! – потянулся и открыл ей дверьсвоей здоровенной машины. Ниночка и забыла, что у него такая здоровеннаямашина, или это какая-то другая, не та, которая была при ней?

Она уселась на переднее сиденье рядом с ним и сразу началаболтать, рассказывать, смеяться, пока он не остановил ее.

– Хватит, – сказал бывший муж. – Угомонись.

Ниночка мгновенно притихла.

– Я очень рад тебя видеть.

– Я тоже.

Питер, серый, каменный, чуть позлащенный осенней листвой,летел в лобовом стекле прямо на них, и казалось, не они едут по городу, а городедет с ними в машине – третьим.

– Ты красивая.

– Ты тоже… красивый.

Он невесело усмехнулся, вытряхнул из пачки сигарету и неловкоприкурил. Неловко, должно быть, оттого, что Ниночка все время на него смотрела,прямо не отрывалась.

Выглядел он плохо. То ли уставал сильно, то ли спал мало, толи пил много – глаз почти не видно под отечными веками, и какие-то тени нависках, и кожа нездоровая, как брюхо у жабы.