государство должно было быть реорганизовано на «научной основе» таким образом, чтобы каждый из его органов превратился в агентство, и каждый из его чиновников – в агента по сбору данных:

Таким образом, статистика, проникая своими щупальцами до самых мелких клеток общества, вскрывала бы недостатки и указывала бы способы их исправления путем рационализации учреждений. <…> В любой момент деятельность всей страны могла бы быть отражена в цифрах и запечатлена в графиках.

[Таким образом] была бы обеспечена преемственность управления, ведущего страну по пути прогресса <…>

Одним словом, мы были бы в состоянии осуществить нашу мечту об идеальном устройстве нашей страны[282].

Безграничное доверие С. Мануилэ к цифрам и их преобразовательному потенциалу сродни увлеченности количественными исследованиями, характерной для некоторых западных стран в последние десятилетия XIX и в первые десятилетия ХХ в. (в 1960-е гг. она вспыхнула вновь в связи с появлением первых компьютеров и внезапной моды на так называемые «системные исследования»). Как удачно выразился Теодор М. Портер (Theodore M. Porter), чрезмерная «вера в числа» имеет тенденцию «превращать людей в вещи, которыми можно манипулировать»[283]. Эта же тенденция прослеживается в материалах С. Мануилэ, который не обладал интеллектуальной изощренностью, чтобы понять чрезмерность своих ожиданий. Доверительные отношения С. Мануилэ с Каролем II и его преемником в качестве диктатора Ионом Антонеску были обусловлены энтузиазмом, который оба диктатора и главный румынский демограф разделяли по поводу перспектив модернизации, осуществляемой под руководством и контролем авторитарного государства. При Антонеску, которому также импонировали консерватизм и национализм С. Мануилэ, ЦИС достиг вершины могущества и престижа. Он стремительно продвигался по пути превращения в гигантскую бюрократическую машину по сбору информации, щупальца которой потенциально дотягивались до каждого села, если не до каждого крестьянского хозяйства[284].

5.2. Социология как «наука о нации»: Димитрие Густи

Временный успех, достигнутый С. Мануилэ в деле создания собственной бюрократической машины (после прихода к власти коммунистов она была быстро ликвидирована), не был единственным подобным опытом в Румынии 1930-1940-х гг. Не менее поразителен был случай Димитрие Густи, бухарестского профессора социологии, научно-бюрократическое возвышение и внезапное падение которого потрясли современников. Историю Густи и его школы полезно рассмотреть более детально, поскольку оба ученых и их ученики тесно сотрудничали. Когда институциональная база Д. Густи в 1939 г. была подорвана, многие из его сотрудников трудоустроились в ЦИС, где и работали под руководством С. Мануилэ во время Второй мировой войны.

Родившийся в 1880 г. в Яссах, Димитрие Густи в этом же городе закончил лицей и университет, в котором изучал социологию и экономику. С 1899 по 1910 г. он продолжил свое образование в Берлинском и Лейпцигском (где защитил докторскую диссертацию по социологии) университетах, а затем в Париже, где посещал курсы знаменитых немецких и французских социологов, таких как Макс Вебер, Леопольд фон Визе, Георг Зиммель и Эмиль Дюркгейм. В 1910 г. Д. Густи вернулся в Яссы, где стал университетским преподавателем, получив в 1915 г. звание профессора. В 1918 г., когда Яссы стали главным пристанищем беженцев, спасавшихся от наступавших германских и австро-венгерских войск, среди которых были королевская семья, правительство и парламент, Д. Густи создал Ассоциацию за науку и социальную реформу, переименованную в 1921 г. в Румынский социальный институт. Когда в 1920 г. профессорская кафедра Д. Густи была переведена в Бухарестский университет, его ассоциация / институт последовали за ним. Название «институт» может ввести в заблуждение, поскольку у него не было никакой материальной базы, а членство в нем было лишь почетным, не влекущим за собой никаких финансовых преимуществ. Это была скорее платформа для общения членов академического сообщества и политиков. Институту пошел на пользу талант Д. Густи завязывать и поддерживать дружбу с людьми, которых разделяло взаимное соперничество. Путем организации конференций, на которых выступали видные политики и эксперты с лекциями на различные темы, часть из которых позднее была опубликована, Д. Густи удалось наладить контакты с влиятельными лицами, не примыкая, однако, ни к одному политическому лагерю, и таким образом обеспечив себе финансирование при сменявших друг друга правительствах[285].

Фото 5.1. Димитрие Густи на Генеральном конгрессе «Очагов культуры» (Vetrele culturale). Бухарест, 1938 г. «Очагами культуры» назывались клубы, созданные его студентами в сельской местности с целью подъема культурного уровня крестьянства.

Со своими студентами Д. Густи мог быть строгим и требовательным, но, беседуя с дамами из высшего общества, демонстрировал к ним глубокое, доходящее до самоуничижения, почтение. Политическая гибкость Д. Густи помогала ему добиваться поддержки его проектам на самом высоком уровне.

Фотография любезно предоставлена Национальным архивом Румынии

Д. Густи был не только университетским профессором с очень обширными связями, очередным «чистым теоретиком», как многие другие социологи, преподававшие в то время в Центральной и Восточной Европе. Он стремился увязывать социологию с социальной реформой. Густи утверждал, что задачей социологии было проведение «объективных научных» исследований и сбор необходимых данных, на основе которых можно было разработать ви́дение будущего и конкретный план перехода к нему, а также осуществлять контроль над его исполнением. Д. Густи представлял социологию как всеобъемлющую дисциплину, поскольку, с его точки зрения, только она могла познать социальную реальность в ее целостности. Д. Густи считал, что общество было «обусловлено» различными «средами», такими как космологическая (природная) и биологическая, юридическая и политическая, историческая и психологическая, и предметом социологических исследований должны были стать все они в совокупности[286].

По представлению Д. Густи, общество состояло из различных «единиц», которые, объединяясь с другими, составляли более крупные единицы, начиная с семьи, переходя к селу, уезду/муниципалитету, и так до самой нации. «Нация является, – писал румынский социолог, – главнейшим элементом современной социальной жизни»[287] (выделено в оригинале. – В. С.). Таким образом, эмпирическому социологическому исследованию отводилась роль познания нации. Социология была для Д. Густи не чем иным как «наукой о нации», которая была призвана

определить Этику и Политику Нации, посредством которых народ (neamul) найдет свой путь к истинной самореализации[288].

Поскольку Румыния была крестьянской страной, познание крестьянской действительности для румынской социологии было первостепенной задачей. Основной единицей жизни крестьян было село, и поэтому первым этапом румынского эмпирического социального исследования должно было стать изучение села. Исследование подобного рода должно было вестись в форме «социологической монографии», в которой одна «единица», т. е. конкретное село, описывалась до мельчайших подробностей. Выпуск большого количества подобных монографий – в идеале должны были быть исследованы все сёла, порядка 15.000, – явился бы торжеством «науки о нации»[289].

Мысль Д. Густи