его судьбе. Точно так же случается с кометой, когда она проходит через холодное пространство Вселенной.

Петр считал, что возвращение в этот двор будет в какой-то степени встречей с его бесшабашной и путаной, но все-таки такой счастливой юностью.

В полдень Кобзарь пришел в знакомый двор, в центре которого стоял частный дом с резными наличниками, окруженный деревянными постройками барачного типа. Перед окнами, как было заведено в округе, был разбит скромный палисадник, в котором росла сирень, крепко ободранная местными ребятишками. Она активно сопротивлялась этому насилию, буйно расцветала каждый год, норовила задушить кирпичную трубу, торчавшую на плоской жестяной крыше.

В соседнем доме на третьем этаже проживала Валентина. Несколько дней назад Петр узнал о том, что она счастливо вышла замуж за командира Красной армии и месяц назад уехала по месту его службы. Сейчас он многое отдал бы за то, чтобы увидеть ее в знакомом окне, пусть даже на мгновение, как несколько лет назад. Но это окно было занавешено темной плотной тканью. Оно как будто и сейчас продолжало нести траур по их утерянным отношениям.

Руки Кобзаря сами потянулись к пачке папирос. Он едва успел прикурить, как его ладонь вдруг слегка дрогнула и сбила слабый огонек спички. Петр глубоко затянулся. Ему хотелось, чтобы дым подавил воспоминания, нахлынувшие на него.

С того времени во дворе ничего не изменилось. Тут было все так же оживленно, по-прежнему много молодежи. На лавочках сидели те же самые старушки, только вот деревья над ними уже изрядно подросли.

Кого здесь не было, так это любимой девушки. К Петру с горечью приходило осознание того непреложного факта, что встретиться с ней ему более не доведется.

Кобзарь отшвырнул недокуренную папиросу и быстрым шагом покинул двор, оставив за спиной воспоминания, совершенно ни к месту нахлынувшие на него.

Около одиннадцати часов вечера Петр Кобзарь вернулся во двор, но уже в компании с Шаманом. От прежнего состояния, которое он испытал днем, остались лишь осколки. Теперь Петр понимал, что его ничего не связывает с былой жизнью. Да и сам двор ночью выглядел совсем по-другому, стал каким-то чуждым. Темнота заполнила пространство, крепко упрятала от Кобзаря все то, что когда-то было ему особенно дорого.

Новоиспеченные подельники подошли к дому. В его окошке ярко горел свет, озарял палисадник, высокий порог и кусок серой земли с поленницей дров. Занавески были распахнуты. Через стекла можно было увидеть всю обстановку комнаты и большой стол, стоявший рядом с окном.

За ним сидел породистый крепкий мужчина с густой шевелюрой, в белой рубахе и с красной бабочкой на шее. Он через лупу рассматривал какие-то вещицы, разложенные на столе. Этот человек выглядел весьма сосредоточенным, всецело углубившимся в свои исследования.

– Ну и франт! – с усмешкой заявил Шаман. – Он так и ходит, что ли, по дому в этой бабочке?

– Ты не забывай, он ювелир. У них собственные взгляды на красоту.

– Ювелиров я, конечно, повидал. Но этот какой-то особенный, больше на артиста смахивает. Он случайно не поет?

– А кто же его знает? Вот зайдем к нему в гости, тогда и спросим.

– Обещаю, он у нас точно запоет. У меня все поют!

– Главное, чтобы он был артист в своем деле, – весело заметил Кобзарь. – Будь иначе, разве стали бы тогда к нему генеральские жены обращаться?

Кобзарь с Шаманом стояли подле палисадника, в глубокой тени клена, разросшегося рядом с домом. С этого места ювелир представал перед ними во всем блеске. Свет лампы, падавший на его лицо, позволял различить буквально каждую пору на упругой холеной коже. Он склонился над столом и долго рассматривал какие-то предметы, лежащие на нем. Затем ювелир поднял один из них, вдруг заблестевший многими искрами, и принялся разглядывать его под светом настольной лампы.

Такое зрелище заворожило Шамана.

Он невольно сглотнул и сказал:

– Посмотрю поближе, что у него там на столе лежит.

– Постой. – Кобзарь попридержал Шамана за руку. – Тебя могут увидеть.

– Не боись, – миролюбиво отозвался Шаман. – Я потихоньку. Думаешь, в первый раз, что ли?

Он аккуратно перелез через плетень, раздвинул густые кусты сирени и подошел вплотную к окну. Следом за ним, стараясь не шуметь, двинулся Кобзарь.

Шаман прильнул к стеклу и принялся рассматривать драгоценности, разложенные на столе. Их было много. Золотые цепочки с камнями лежали отдельной кучкой. Браслеты, украшенные рубинами, сверкали на свету как новогодняя елка. Кулоны в золотых и платиновых оправах составляли им достойную компанию. А перед самим ювелиром лежало золотое колье, украшенное тремя рядами драгоценных камушков.

У Шамана перехватило дыхание. Он потерял счет времени, во все глаза наблюдал за тем, как ювелир перебирал драгоценности, что-то подправлял в них длинной тонкой иглой, рассматривал рисунки под увеличительным стеклом, одобрительно качал головой, что-то тихонько приговаривал.

Работа доставляла ему немалое удовольствие. Скорее всего, это была ее завершающая стадия. Мастеру оставалось только убедиться в качестве украшений, изготовленных им, прежде чем передать их покупателям.

Он отчего-то неодобрительно покачал головой, поморщился и принялся протирать колье небольшим куском замши. Затем ювелир взял брошь, подошел к большому зеркалу, висевшему на противоположной стене, и приложил ее к лацкану пиджака. Некоторое время он критически всматривался в свое изображение, недовольно водил густыми бровями, поворачивался то одним, то другим плечом. Наконец мастер убедился в безукоризненности своего изделия и с довольным видом вернулся на прежнее место.

Никогда прежде Шаман не видел такого огромного количества ювелирных украшений. Это был самый настоящий Клондайк! Он понимал, что набрел на богатую золотую жилу. Ему оставалось только удивляться, почему этого недотепу-ювелира никто не грабанул раньше.

В какой-то момент Шамардов даже потянулся за пистолетом, но тотчас же отказался от этой шальной затеи. Торопиться не следует. Нужно все продумать и учесть. Нахрапом такие вещи в руки не даются. Дело представлялось ему не самым сложным, но это не означало, что не надо было заранее позаботиться о вариантах отхода на случай опасности.

Аккуратно, как люди обращаются только с хрупкой и дорогостоящей вещью, ювелир поднял колье и уложил его в узкую коробочку, выделанную изнутри красным бархатом. Он с минуту смотрел, оценивал, как оно будет выглядеть на красивой материи. Потом губы его слегка дрогнули. Мастер остался доволен и опустил крышечку коробочки. После этого он разложил остальные ювелирные изделия в коробки разных размеров.

Шаман не мог оторвать взгляд от того, что происходило за окном. В глазах его блестел нешуточный азарт, губы растянулись в блаженную улыбку и делали этого матерого уголовника похожим на озорного мальчугана.

Ювелир поднялся, щелкнул застежками саквояжа, точно