Внутри кто-то завозился. Однако выходить обиженный Гугоотказался наотрез. После пяти минут упрашиваний он снизошел лишь до того, чтовысунул сквозь рамку руку и вывесил табличку: «Не беспокоить! Я нареставрации!»

Ученики захихикали, видя, что Великая Зуби потерпела фиаско.Но та, как видно, отлично знала, как обращаться с не в меру зазнавшимисяпризраками.

– Прекрасно! Если у тебя нет времени, разумеется, мы нестанем тебя тревожить, – спокойно произнесла Зуби. – В таком случаеджинну Абдулле следует сказать, что остальную часть книги он может выбросить…Он давно утверждает, что это графомания.

– ГРАФОМАНИЯ? ДА КАК ЭТОТ АБДУЛЛА СМЕЕТ! САМ ГРАФОМАН!ПРОКЛЯТИЯ СТИХОТВОРНЫЕ КРОПАЕТ, БЕЗДАРЬ! – завопили внутри обложки.

Зубодериха тонко улыбнулась.

– Зачем же так сразу рубить сплеча? У Абдуллы есть неплохиестрофы, это всем известно. А вот у тебя в книге, он утверждает, нет ни однойправдивой истории. Он даже предлагает переименовать ее в «Художественный бредбелых магов во вранье Гуго Хитрого»…

– БРЕД? Я ЕМУ ПОКАЖУ БРЕД! НЕСИТЕ МЕНЯ К ЭТОМУ АБДУЛЛЕНЕМЕДЛЕН-Н-Н-НО-О! – дурным голосом завопил честолюбивый автор.

Мгновение спустя Гуго Хитрый выскочил из обложки наружу.Нельзя сказать, чтобы за время, пока он был похищен, внешность его сильноизменилась. Он был такой же толстенький, с круглой, как блин, физиономией ивздернутым носом. От возмущения его напудренный парик сбился на сторону, открывсамую блестящую из всех лысин мира. В пухлых ручках у Гуго была древняяалебарда, которой он потрясал, представляя угрозу не столько для окружающих,сколько для самого себя.

– ГДЕ ЭТОТ АБДУЛЛА? Если он мужчина, пускай защищается! Яему продемонстрирую разницу между графом, графином и графоманом! – вопилон.

– Я пошутила, Гуго!.. Прости меня! Мне только хотелосьвыманить тебя на свет божий. Это простительно. Мы так скучали, – мягкосказала Зубодериха.

– Пошутила? Так ты пошутила? – озадачился призрак.

– Само собой… На самом деле Абдулла не говорил о тебе ничегодурного. Он даже сказал, что часто читает твою книгу по вечерам. Его, темногомага-вуду, ничто так сильно не утешает, как то, что белые маги тоже способны насомнительные штучки. К тому же книга написана прекрасным языком, как онутверждает.

Гуго Хитрый мигом остыл и стал запихивать алебарду обратно врамку.

– Он в самом деле так сказал? – смягчился он. –Хм… Ну вообще-то его стихотворные проклятия не так уж плохи… Некоторые оченьдаже ничего… Ладно, я беру свои слова обратно.

– Пропустите меня! – потребовала Медузия, до сих порстоявшая в стороне.

Ребята расступились. Доцент Горгонова присела рядом с Гуго,терпеливо дожидаясь, пока смешной призрак расправится со своей алебардой.

– Гуго, тебе не кажется, что ты должен кое-чтопрояснить? – спросила она.

– О, все, что угодно! – великодушно согласился призрак.

– Кто тебя украл?

– Вопрос, конечно, интересный. Но на самом деле тут не одинвопрос, а целых три! Первый: кто? Второй: зачем? И третий: с какой радости онменя вернул? И ни на один я не могу ответить. Могу только предположить, что этобыло далеко не случайно! Возможно, в этом сокрыт некий мистический, я бы дажене побоялся сказать, сакральный смысл… – важно надувая щеки, сообщил ГугоХитрый.

– Но хоть что-то ты знаешь? – разочарованно спросилаМедузия.

– Разумеется! – похвастался Гуго. – Я знаю самуюкучу разных вещей. Две тысячи семьсот два заклинания наизусть и еще околодесяти тысяч со шпаргалкой! Впечатляет, не правда ли? Еще я могу выбросить двеподряд зеленые искры (но не более того), протиснуть здоровенного верблюдасквозь игольное ушко, выпить море и пешком дойти до центра земли…

– Гуго!!! Мы обыскали весь Буян! Не пудри мне мозги! Где тыбыл? – рявкнул Поклеп.

– Я и не собирался пудрить! – обиделся призрак. –Меня схватили и нагло вырвали из книги. А что было потом, я не запомнил. Знаютолько, что обложка лежала в темном месте. Но сыро там не было, это точно… Мнебыло скучновато, и я баловался с ребусами и всякими логическими загадками.Составлю загадку, сотру себе память и ломаю голову, как и чего… Не правда ли,недурно придумано? А потом в одно прекрасное утро я проснулся и обнаружил, чтовокруг уже светло. «Ого, Гуго, да тебя подбросили в Заповедную Рощу! С какойэто, интересно, радости?» – сказал я сам себе. Там я пролежал пару дней, покаменя не обнаружил этот милый одноглазый субъект с дубиной и не стал совать вогонь.

И это было все, что удалось выяснить. Ни о чем другом Гуголибо не знал, либо по какой-то причине не желал распространяться. Толпа,собравшаяся у Жутких Ворот, стала понемногу рассасываться. У всех были своидела, к тому же вот-вот должна была начаться тренировка по драконболу.

Медузия подобрала обложку и пошла к винтовой лестнице.Жуткие Ворота затряслись. Слепой и глухой, но всевидящий и всеслышащий хаосзаухал, застонал, захохотал, завыл на тысячи разных голосов.

Вечером, уже ложась спать, Таня бросила случайный взгляд назеркало. На стекле появилась длинная зигзагообразная трещина. Подумав, что,возможно, его расколола Гробыня, которая запросто выходила из себя, когда ей ненравилась ее прическа или на щеке вскакивал прыщ, Таня шагнула к стеклу. В тотже миг ее отражение скомкали и изорвали, а с другой стороны зеркала, словноразрубленный трещиной на две половины, появился Безумный Стекольщик.

Горбун омерзительно улыбнулся Тане, поманил ее к себе, апотом, цепляясь руками, переполз по трещине в верхний угол и замер там, какпаук. Не отрываясь, Таня смотрела в стекло. Зеркало запотело изнутри, словнокто-то влажно и горячо дышал на него. С минуту с той стороны вязко инеопределенно возилось что-то, зеркальное болото пузырилось, а потом внезапно спугающей ясностью проступили четыре фигуры…

Их прежде нечеткие, расплывчатые образы теперь стали намногочетче, определеннее. Тане чудилось, что она видит ослепительные точки глаз подзолотой вуалью трехликого и слышит страшное ржание его коня…

«Мы близко… Очень скоро мы будем здесь! Мы требуем то, чтопринадлежит нам, или… смерть!» – услышала она три голоса, слившиеся в один.

На рассвете Таня проснулась от неясного назойливогобормотания, звучавшего у нее в ушах уже около получаса. Вначале – сквозь сон –она подумала, что это бормочет Безумный Стекольщик, часто оживлявшийся передрассветом, но после различила, что голос был женским. Но даже не это заставилоее стряхнуть остатки сна, а горячая восковая капля, упавшая с чьей-то свечи ейна шею.