Кроме Сарданапала, Тани и Тарараха, в просторном кабинетепожизненно-посмертного главы Тибидохса находились еще Ягге, Медузия, ПоклепПоклепыч и Великая Зуби. Готфрид Бульонский отсутствовал: вооруженный незнающим промаха копьем[4] онбродил по подвалу в поисках лазеек, сквозь которые просачивалась нежить. Нежитькривлялась и дразнила его, выглядывая едва ли не из-за каждого угла инемедленно скрываясь, едва Готфрид кидался к ней.

Рядом со столом академика стояло зеркало из комнаты Тани,которое только что с соблюдением всех мер предосторожности перенес сюда Поклеп.Трещина на зеркале стала еще глубже, еще заметнее. Теперь это был уже не простозигзаг – во все стороны от него разбегались тонкие нити. Казалось, с другойстороны зеркало покрывает мельчайшая паутина.

Горбун с Пупырчатым Носом не показывался. Однако ощущалось,что он где-то близко. Время от времени из-за стекла доносилось его хихиканьеили на миг мелькала тонкая рука. Горбун хватал какое-нибудь случайное отражениеи, как паук, затаскивал его в угол, где принимался рвать и комкать, точностарую бумагу. Отражения открывали рты в беззвучном крике и в паникезаслонялись руками, как живые. Это было омерзительно.

А еще омерзительнее было то, что никто – ни Сарданапал, ниМедузия, ни Зуби с Поклепом – не мог ничего с этим поделать. Над зеркальныммиром они не имели никакой власти, и Безумному Стекольщику это было известно.

Академик Сарданапал подбежал к Тане, слегка привстал нацыпочки (Таня уже была немного выше его) и с горечью воскликнул:

– Как ты могла? Зачем, скажи, ты вообще вселила в зеркалоэтот дух? А вдруг момент уже упущен и мы не успеем приготовить Тибидохс косаде? Нет ничего хуже, чем получить предательский удар от той, кому доверяешь!ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?

Таня смотрела на багровые щеки главы Тибидохса и на егопрыгающие усы, пытавшиеся щелкнуть ее по носу. Она толком не понимала, чтотакого ужасного в ее поступке, но на всякий случай упрямилась. У нее еще сМосквы, от дяди Германа и тети Нинели, выработалась особая привычка реагироватьна повышенный тон. Когда ее обвиняли в чем-то, она словно каменела внутри,сжималась и почти зримо представляла, как отскакивают от нее чужие слова и какони падают у нее ног. «Как от стенки горох! Проклятая дура!» – говорил Дурнев.

– Ну вселила я Зеркальщика и вселила! И что теперь, довечера орать будем? Надо меня теперь живьем съесть? – ляпнула Таня.

На самом деле она отвечала дяде Герману, которого только чтона миг представила на месте Сарданапала.

Академик осекся, будто Таня толкнула его в грудь. Онотступил на шаг, опустился на пятки, сразу став ниже Тани, и удивленно, словновпервые ее видел, уставился на девочку. Его глаза под стеклами очков казалисьбольше и беззащитнее, чем были на самом деле. Тане стало стыдно, и онапоклялась себе, что больше не станет оправдываться.

Сарданапал щелкнул пальцами. К нему на гнутых ножкахподбежало старинное кресло с резной спинкой.

– Кажется, ты вообще не понимаешь, за что мы тебя ругаем… –грустно сказал академик, опускаясь в него. – Это плохо, что ты сразу нерассказала нам, что видела в зеркале. Но, по большому счету, это не самаябольшая твоя ошибка. Твоя главная – даже преступная – вина состоит в том, чтоты произнесла заклинание вызова зеркального духа. Тебя не смутило, что эточерномагическое заклинание из списка ста запрещенных. Ты даже не задумалась, покакой причине оно вообще попало в список.

Таня уныло покачала головой. Ей хотелось напугать Гробыню идосадить ей. Но едва ли для академика это будет весомый довод…

– Какие тут могут быть разговоры! Девчонка с белогоотделения сыплет красными искрами направо и налево и запросто произноситчерномагические заклинания! Да еще не простые, а запрещенную магию из списка!Ничего себе нравы! – вскипел Поклеп. – Предлагаю ее зомби…

– Довольно, Поклеп! Мы все оценили свежесть и новизну твоеймысли, – прервал его Сарданапал.

– Да, но…

– Я сказал: довольно! К обсуждению судьбы ученицы Гроттер мывернемся позднее. – В голосе внешне беззащитного академика появилось нечтотакое, что заставило Поклепа сразу замолчать.

А Сарданапал снова обратился к Тане:

– Вы, молодежь, почему-то считаете, что в списке естьслучайные заклинания. Или что они вносились туда без должного обоснования. Нетак ли?

Таня не ответила.

– Когда-нибудь ты поймешь, что там нет ни одного случайногозаклинания!.. Ты хоть представляешь, что творится в Потустороннем Мире? Сколькотам недовольных грозных сил, которым удалось избежать заточения за ЖуткимиВоротами? Они были бы рады сеять тут разрушение и смерть, но, чтобы прорватьсяв наш мир, им нужна лазейка. И этой лазейкой стало это проклятое зеркало, когдаты вселила в него Горбуна!

Горбун с Пупырчатым Носом вновь задребезжал стекляннымсмехом. Он поймал отражение Великой Зуби и теперь разрывал его на длинныеполосы прямо на глазах у той, кому оно принадлежало. Отражение съеживалось истарело на глазах. Вскоре от Великой Зуби осталась только голова – сморщенная,как у древней старухи. Горбун с Пупырчатым Носом небрежно подбросил голову наладони и отшвырнул в затянувшую ее зеркальную глубь.

Великая Зуби отвернулась и отошла подальше от стекла. Теперьвсе преподаватели стояли так, что в зеркале ничего не отражалось, кроме стеныкабинета и корешков магических книг из личной библиотеки академика. Горбуна,как видно, они мало интересовали. Он изорвал несколько книжных отражений, нобыстро соскучился и уполз куда-то.

– Самое досадное, что не существует магии, которая бы егоостановила, – печально сказал академик.

– А если разбить зеркало? – предложил Тарарах.

Глава Тибидохса хмыкнул.

– Да, мы можем разбить стекло. Эдаким надежным пещернымметодом, старым как мир, – подтвердил он.

– И Безумный Стекольщик исчезнет?

– Вне всякого сомнения! Едва ли ему захочется жить восколках! – охотно согласился академик.

Питекантроп просиял.

– Тогда, клянусь волосом Древнира, чего мы мудрим? Разнестиего, и все дела! – прогудел он и шагнул к стеклу, занося кулак.