– Вообразите, иду я сейчас сюда и случайно подслушиваю, какдомовой и домовиха своего дитенка стращают! Напроказил он там чего-то! Идумаете, кем стращают? Моей бабусей! Она, мол, не Ягге, а Баба Яга, живет визбушке на курьих ножках, забор вокруг избы из человеческих костей, на заборечерепа, вместо засова человеческая нога, вместо запоров – руки, замок – рот сострыми зубами. Заманивает гостей и режет ремни у спящих из спины! Ничего себедела! Я хотел права покачать, да только они все втроем куда-то ушмыгнули. Ятолько услышал, как домовиха сказала дитенку: «Видел этого юнца? Это внук тойкошмарной старухи! Будешь себя плохо вести – станешь таким, как дядя Ягун!» Япрям зверею, какая языкастая нежить стала!

Таня удивленно взглянула на часы. Единственная стрелкауверенно показывала на пламегасительный мяч.

– Ягун, почему ты не на драконболе? Разве сейчас нетренировка? – поинтересовалась она.

– Да ну! Разве теперь можно нормально тренироваться? СоловейО. Разбойник просто как из камнедробилки. Команда никак не сыграется в новомсоставе, а он это близко к сердцу принимает. Чуть что, свистит – прямоглохнешь!.. Дедал совсем в миноре, из книжки своей не вылезает, только ворчит.Гробыня со всеми подряд препирается. Лоткова зазналась. Кладет мои записочкиГоярыну в пасть и просит на них огнем подышать. Это у нее называется: «избавимпланету от мусора».

– С чего бы это? – удивился Ванька.

Ягун поморщился:

– Якобы я как-то не так посмотрел на Зализину… А как яна нее посмотрел? Ну, хорошенькая девчонка… Что мне теперь, темные очкивыписывать, если захочется по сторонам посмотреть? У Семь-Пень-Дыра и Горьяновапросто крыша уехала – набили в пылесосы какой-то тухлятины, на сто метров к нимподлетать опасно. И они еще утверждают, что летают лучше меня!.. Крутые, прямкак вареные яйца! Вот я и решил задвинуть тренировку.

– Ты же знаешь, Соловей не выносит пропусков. Пара прогуловбез уважительной причины – и фьють! – Таня сделала рукой выразительныйжест.

– Кто тебе сказал, что у меня нет уважительной причины? Ясам себе выписал освобождение! У бабуси полно магических бланков. Она ихникогда не пересчитывает, – косясь на Тарараха, который как раз отошелвзглянуть на Алконоста, сказал Ягун.

– Бланков-то да. Но без печати Древнира онинедействительны, – напомнил Ванька.

Печатью Древнира в Тибидохсе называли особую печатьчестности. Подобные печати были у всех преподавателей и у Ягге. Воспользоватьсяпечатью было несложно, особенно Ягуну. Однако у того, кто поставил ее обманом,вместо печати ярко высвечивалось: «Он нагло врет!»

– Да что ты говоришь! Можно подумать, я сам не знаю пропечать! Смотри, стоит себе спокойненько! – заявил Ягун, гордо демонстрируябланк.

«Освобождению верить!» – утверждала печать.

– А вдруг ты действительно болен? Ты об этом не знаешь, апечать знает? – озабоченно поинтересовался Ванька.

– Просто я разобрался, как она работает, – хмыкнулЯгун. – Все зависит от того, о чем думаешь, когда шлепаешь. Если боишься,что обман раскроется или про справку, – бесполезно, ничего не выйдет. А ястал думать о том, как мне не хочется снова на темное отделение, и о том, какскверно быть сиротой и как здорово, что у меня хоть бабуся есть. Прям на самомделе расчувствовался, даже слезинку уронил, без дураков… Вот печать иподтвердила, что все это правда…

Таня внимательно смотрела на Ягуна. Порой она ощущала в немне просто родственную, а суперродственную душу. Если бы только Ягун не былтаким шебутным и несерьезным.

– Эти магические предметы – они, между нами говоря, совсемтупые. Главное – сообразить, в чем суть магии, и все дела, – продолжалЯгун.

– ЯГУН! ГЛЯДИ! – вдруг крикнула Таня.

Магический бланк внезапно вспыхнул у него в руках. Пламяохватило его сразу со всех углов. Сачкующий тренировку комментатор едва успелвыпустить его и сумрачно уставился на белые хлопья пепла.

– Скверно! – сказал Ягун, дуя на обожженнуюруку. – Кажется, я недооценил Древнира… И кто меня за язык тянул?

Видя, что выбрать более подходящий момент у нее едва липолучится, Таня рассказала Тарараху о четырех.

– Один из них с тремя лицами. А другой – человек-птица,зовут Симорг… Они придут сюда – и гибель всем, правым и виноватым… – закончилаона.

Банка в руках у Тарараха лопнула. Он даже не уронил ее:просто слишком сильно стиснул. Хорошо еще, самовар не успел вскипеть. Егомедные бока только-только начинали накаляться. Он заставил Таню несколько разповторить свой рассказ во всех подробностях.

– Когда это было? – резко спросил он.

– Что – когда? Когда он угрожал? – не поняла девочка.

– Это не так важно. Когда ты впервые видела Симорга иостальных?

– На той неделе. Даже, пожалуй, чуть раньше, –неуверенно сказала Таня. – Но потом я видела их еще раз – они сталигораздо ближе. Мне показал их Горбун с Пупырчатым Носом. Ну, БезумныйСтекольщик.

– Мерзкий тип! Он мне сразу не понравился!.. И я ему,кажется, тоже! – авторитетно заявил Ягун.

Тарарах стряхнул с колен осколки банки и решительно встал.Он пересадил Алконоста в большую клетку, чтобы раненая птица не билась в мешке,и завесил клетку снаружи.

– О таких вещах говорят сразу. Запомни: СРАЗУ! Если онитого… среди ночи случаются, то прямо среди ночи идут и говорят. Пойдем со мной…Мы должны увидеть Сарданапала! – велел он Тане.

– А мы? – спросил Ванька.

– А вы оставайтесь здесь… Сдается мне, что ничего хорошегонас с Танькой не ждет, а раз так, то вам нечего и соваться, – суровосказал Тарарах.

* * *

Академик Сарданапал был гневен. Усы его прыгали. Щекисветофорно пылали. Он не мог усидеть на месте и бегал по кабинету.Черномагические книги бились в клетке, превращаясь то в змей, то в жаб. Ихдавно пора было кормить, но академик даже не оглядывался в сторону клетки.

Золотой сфинкс, недружелюбно щурясь на Тарараха, сидел удверей на страже. Он попытался не пропустить преподавателя ветеринарной магии вкабинет, и теперь его шкура имела встрепанный вид. Зато, кажется, он уяснилразницу между питекантропом и обычным магом. Пока маг думает, питекантроп ужедействует.