Злобного вида имперец заговорил с Рикусом, и они оба с вопросительным выражением подняли на меня глаза. Похоже, бретёр меня узнал. Со времени нашей последней встречи прошло три года, немалый срок для тощего парнишки-полуэльфа, которому в ту пору было пятнадцать лет. Я не имел ни малейшего представления, чего ожидать от Рикуса. В последний раз, когда я его видел, он отсёк голову человеку, защищая меня. Но может, сейчас ему приспичит забавы ради отсечь мою собственную голову!..

Когда я слез с дерева, то сразу попытался сбежать. Спустившись с противоположной стороны холма, я нырнул под тюки с шерстью и пополз, пока не добрался до конца, а потом побежал, пригнувшись, вдоль очередного ряда товаров. Украдкой поднявшись и осмотревшись, я увидел, что Рикус оглядывается по сторонам, пытаясь меня найти. Спутника его не было видно.

Я решил, что мне представилась неплохая возможность улизнуть в окружавший ярмарочное поле густой кустарник, но едва выпрямился, чтобы рвануть из своего укрытия, как чья-то крепкая рука ухватила меня за шкирку и резко развернула.

Имперец рывком поставил меня перед собой, лицом к лицу. От него воняло потом и чесноком. Глаза у него были бесцветными и холодными, как у рыбы. Он приставил нож к моему горлу и надавил с такой силой, что мне пришлось подняться на цыпочки. Я смотрел на него, широко открыв глаза, но видел только красную надпись с очередной констатацией: «Выжить невозможно!»

Когда имперец отпустил мою шею и улыбнулся, я был уже ни жив ни мёртв. Не убирая ножа, который теперь он нацелил мне в подбородок, свободной рукой незнакомец достал из кармана большую серебряную монету и повертел её.

– Что ты хочешь: чтобы я перерезал тебе горло или дал десятинник?

Поскольку рта мне было не открыть, я указал глазами на монету. Имперец убрал нож от моего горла и вручил мне серебро.

Я уставился на увесистый кругляк – целое состояние. Я редко держал в руке сармийский десятинник. Эти большие монеты были равны десятку местных серебряных империалов. Эльфам приходилось работать месяц и за меньшую сумму. Да что там работать, бывало, и людей убивали за одну серебрушку…

– Я Фарид Сабаха из Сармы, – представился он, – твой новый друг.

Этот Фарид никому не был другом, в этом сомневаться не приходилось. Не высокий, но плотный мужчина, в его глазах ни намёка на жалость или сострадание, вообще лицо этого типа напрочь лишено милосердия. Рикус, хоть и был задирой и дуэлянтом, зато имел манеры настоящего аристократа. Фарид же аристократом точно не был, да и не пытался им прикидываться. Он явно принадлежал к отпетым головорезам, из тех, кто, выпив с тобой вина, без раздумий после тебя же и прирежет на закуску.

Тут подоспел Рикус. Ни в глазах, ни в выражении его лица не было и тени узнавания, будто он в своё время не убил ради меня человека. Впрочем, выгодно ли ему об этом вспоминать? Может, Рикус пожалел о своём поступке и опасался, что я изобличу его как настоящего убийцу. Может, он решил убить меня. Впрочем, не исключено, что для него, как и для большинства имперцев, эльфы и полукровки все на одно лицо…

– Чего ты от меня хочешь? – спросил я Фарида подобострастным тоном: так эльфы говорят с господином, тяжёлым на руку.

Сармиец обнял меня за плечи и повёл куда-то в одном ему лишь известном направлении. Рикус шёл с другой стороны. Мой нос находился близко от подмышки Фарида, и от неё воняло хуже, чем от горы трупов за стеной Ролона, на которой я очутился, попав в этот мир. Неужели этот человек никогда не мылся? Никогда не стирал свою одежду?

– Приятель, тебе очень повезло. Мне нужна совсем небольшая услуга. Ты бедный жалкий эльф без будущего. Ну что тебя ждёт? Разве что надорвёшь спину ради черноволосого хозяина и умрёшь молодым. А за эту маленькую услугу ты получишь столько денег, что тебе уже не придётся работать вообще. Не нужно будет воровать, а твоим матери и сестре не придётся торговать собой. У тебя будут деньги и женщины, а пить ты станешь не только пиво, но и лучшие имперские вина.

Мне этот человек представился настоящим воплощением зла: тёмный бог и злобный оборотень в одном флаконе. Его голос был нежнее имперского шёлка, а улыбка была точь-в-точь как у змеи. Его искренность была такой подлинной, как страсть шлюхи, которая, не мучаясь сомнениями, сдала меня Корину и его подручным в Ролоне.

– Ты нам нужен для одного дельца, его только и способен выполнить такой ловкий юнец, который запросто может взобраться на самое высокое дерево. Работёнка, правда, ждёт тебя не здесь, нам придётся потратить на дорогу несколько дней, но зато меньше чем за неделю ты станешь самым богатым эльфом в Калионе. Что скажешь на это, приятель?

Все эти щедрые посулы и трепещущая перед глазами надпись-предупреждение о моей скорой смерти наводили на мысль, что мне предстоит заживо поджариваться над огнём и страдать. Однако в моём положении разумным было проявлять смирение, что я и делал, даже возвысив сомнительного аристократа Фарида до звания «благородный господин».

– Благородный господин, я бедный эльф. Когда вы говорите о большом богатстве, я благодарю Единого и его помощников, что столь уважаемый воин выбрал именно меня, чтобы ему послужить.

– Слушай, что-то мне не нравится вид этого парня, – заявил вдруг Рикус. – По-моему, он весьма подозрительный тип. Посмотри-ка на его глаза – похоже, он не такой дурень, каким прикидывается.

Фарид остановился и как следует вгляделся, видно высматривая в моих глазах признаки смекалки, после чего махнул рукой.

– Пусть он сто раз себе на уме, зато это самый ловкий малый, которого мы видели.

Он придвинулся ближе, так что меня замутило, схватил меня за горло, приставил нож к моему паху и спросил:

– Старик со змеями – это твой отец?

– Да, господин.

– Ты молод и быстро бегаешь, дурашка, чего об отце твоём никак не скажешь. Всякий раз, когда ты станешь раздражать меня или огорчать, я буду отрезать один из его пальцев. Ну а если ты сбежишь, я отрежу ему голову…

– Нам придётся ехать на юг, к долине предков, – сказал я целителю, когда меня отпустили. – Имперцы наняли меня для одного поручения. Они обещали хорошо заплатить.

Я объяснил старику, мол, Фарид хочет, чтобы я достал ему одну вещь, которую он там потерял. Рассказать наставнику, в чём конкретно заключается моя задача, я не мог, потому что и сам этого не знал. Друид, по своему обыкновению, не задал ни одного вопроса. В таких случаях у меня возникало ощущение, что он не спрашивает не из-за отсутствия любопытства, а потому, что и так точно знает, что происходит: не иначе как птичка подслушала наши разговоры и обо всём ему доложила.

До закрытия ярмарки на ночь оставалось несколько часов, и я провёл это время, бродя вдоль рядов, разглядывая многочисленные диковины и пытаясь придумать выход из создавшегося положения, которое, прямо скажем, было мне сильно не по душе. Я размышлял о Рикусе и его картинах. На этой ярмарке он почему-то не выставил свои работы. Более того, он выглядел мрачным и постаревшим. Его одежда сейчас была не такая яркая и ухоженная, чем когда я видел его несколько лет назад. Похоже, в последнее время дела его складывались не слишком удачно. Но я не забыл, что обязан этому человеку жизнью.