– Но, как бы там ни было, сейчас мнепросто хочется высказать то, что у меня на душе, – продолжалакадемик. – Пять долгих лет мы были с вами вместе. С кем-то даже гораздодольше. А, Гуня, что скажешь?.. Пять лет мы передавали вам те знания, право накоторые вы получили по своему рождению, по тому таланту, который невозможноутаить в себе. Кто-то из вас сумел взять у нас многое, кто-то ухитрился не взятьпочти ничего – и когда-нибудь, поверьте, еще пожалеет об этом. Дальше вашидороги разойдутся. Кто-то, возможно, решит остаться в магспирантуре. Другиевыберут иной путь. Кого-то он заведет в тупик, кого-то к великим свершениям. Нокак бы там ни было – всегда помните: вы тибидохские маги, и на ваших плечахлежит не

только ответственность за Буян, Лысую Гору ишколу волшебства, но и за весь славянский магический мир. А это более чемпочетная ноша, не забывайте об этом! Вот и все, что я хотел сказать, а теперь…

Джинн Абдулла демонстративно застонал, точноот зубной боли. Коснувшись локтя Сарданапала, Медузия что-то шепнула ему.Академик, спохватившись, откашлялся:

– Еще минуту внимания, друзья! Совсемзабыл! По просьбе Абдуллы я с радостью передаю ему слово. Насколько я знаю, онхочет прочитать

«Оду на окончание Тибидохса»!

Джинн Абдулла, давно в нетерпенииподскакивавший на ковре, спикировал к преподавательскому помосту такстремительно, что Поклепу, чтобы его не сбило с ног, пришлось ухватиться заТарараха.

Кверрус эрритам консерум

Адальвайс верси миури!

Шээрнус аперсит мацвари!

Куберкоркис сверлид рвау!

– по памяти начал Абдулла, торопливоизвлекая из своего халата свиток.

Пол задрожал. У младшекурсников, не успевшихпоставить блоки, пошла носом кровь. Атланты на лестнице стали зажимать уши,забыв о необходимости держать своды. Школа пошатнулась.

– Стоп-стоп-стоп! Хватит! Скажем джиннуАбдулле большое человеческое спасибо! Аплодисменты, друзья! Скорее! –закричала Великая Зуби.

Зал начал поспешно рукоплескать, заглушаяджинна. Страшный гул мало-помалу стих.

Абдулла оскорбленно повернулся к академику:

– Но вы же обещали!

– Э-э-э… Дорогой Абдулла, как быправильнее выразиться… Я ожидал, что ода будет более понятной и менеесмертоносной. Ну, что-нибудь в духе:

Царей и царств земных отрада,

Возлюбленная тишина,

Блаженство сел, градов ограда,

Коль ты полезна и красна!.[5]

– Но моя «Ода» в тысячу разлучше!.. – заспорил Абдулла.

– Она смертельно опасна, дорогой Абдулла!Это чистейшая черная магия, которую даже стражи мрака не рискуютиспользовать!.. По техническим причинам «Ода на окончание Тибидохса»откладывается до момента конца света! – решительно отрезал академик.

– Кстати, у меня хорошая идея! Абдулла,

почему бы тебе не написать приветственную одуМагфорду, ее декану и самой доброй тете? Должно же у нас быть секретное оружие?В конце концов не одни булыжники оружие пролетариата! – подмигнув Абдулле,предложил Тарарах.

– Не сомневайся! Я так и поступлю. И горетому, кто помешает мне ее прочитать! – мрачно сказал Абдулла и,демонстративно повернувшись к академику спиной, покинул собрание.

Соловей О. Разбойник попытался что-то сказать,но гомон в зале стоял такой, что его не услышали. На просьбу немного помолчатьникто не реагировал. Тогда, покачав головой, тренер свистнул в два пальца.Первые четыре ряда повалились как кегли. Тишина сразу стала гробовой.

– Короткое объявление! Завтра в 9 утравсе пятикурсники, летящие в Магфорд, должны быть на драконбольном поле! Никомуне опаздывать. Всем тепло одеться. Лететь будем на большой высоте. Есливопросов нет, всем счастливого выпускного!

– Вопросов-то нет! Принесите кто-нибудьмой слуховой аппарат и новый барабан для перепонок! – трогая свои уши,проворчал Ягун.

– А теперь совместный подарок ученикамТибидохса от преподавателей и не только от них! Ну, где вы там? Начали! –весело крикнул Тарарах и, замахав руками, подал кому-то знак.

На Лестнице Атлантов показалось околополусотни домовых с музыкальными инструментами. Учитывая несоответствие размеров,гитару несли четверо домовых, саксофон – шестеро, а здоровенный барабан – околодесятка. Все домовые пыхтели и все были преисполнены ответственности. Помогаядруг другу и охая, они спускались по огромным ступеням, каждая из которых былавыше их роста. Учитывая, что им приходилось еще нести инструменты, зрелище былопечальное. Тане с ее развитым зрительным воображением немедленно захотелосьснять рекламный ролик, в котором десять младенцев второго года жизни стаскиваютпо лестнице концертный рояль.

В какой-то момент барабан выскользнул ипокатился вниз. Домовые, спасаясь, с писком бросились в разные стороны, потерявсвои музыкальные инструменты.

– Это что, черная комедия длясадистов? – поинтересовалась Гробыня. – Тогда почему мы смотрим еестоя? Требую себе место в первом ряду! Гуня, кресло!

Тарарах бросился было к домовым на помощь, ноего опередила Медузия. Она щелкнула пальцами, и мгновение спустя оркестр стоялуже на одном из столов в центре зала, настраивая инструменты. Особенно забавенбыл маленький домовенок с бас-гитарой, который суетился, подпрыгивал и жалобноискал глазами, куда ему воткнуть электрическую вилку.

– Сейчас будут танцы! – сказал он.

Предчувствуя, что танцы будут парными, Ягунвысматривал в толпе Катю Лоткову.

– Пригласи я кого-нибудь другого, меня непоймут. Почему-то многим трудно поверить с первого раза, что я патологическиверное и преданное существо! – пояснил он Тане.

– Я в это верю, – улыбнулась Таня.

– Правда? Хм. Польщен. А кого ты, кстати,пригласишь на белый танец?

Хотя и с колебанием, Таня хотела было сказать:«Ваньку», потому что только с ним она обычно и танцевала, но почему-тоосеклась.

– Я вообще не буду танцевать, –сказала она и с вызовом посмотрела на Ягуна, готовясь дать отпор, если онстанет задавать вопросы.