На этом совещание закончилось. Тол и Мираж перешли в кабину, остальные остались в салоне. Спустя несколько минут вездеход вышел с территории порта Баренцбурга.

* * *

Эванс сидел за столом в одной из комнат временной базы, несколько месяцев назад созданной на острове Эдж. Двухкомнатный блок-контейнер, способный выдерживать перепады температуры от минус пятидесяти до плюс пятидесяти, был вмонтирован в ледяную гряду, что делало его абсолютно невидимым для человеческого глаза.

Вездеход прибыл на остров двадцать минут назад. Наемные бойцы получили передышку и уже наверняка расслаблялись, разбежавшись по другим таким же контейнерам. Но Эванс расслабиться не мог. Он был зол. На русского командира — за то, что он так не вовремя появился на острове. На своих бойцов — за то, что потерпели поражение в центре. На заказчиков, которые не сумели предусмотреть вмешательство военных в его операцию. Но больше всего он был зол на пленного русского, Вячеслава Широкова.

Вот кого он считал главным злом. Весь долгий путь до острова он потратил на то, чтобы выбить из ученого информацию о местонахождении передвижной базы русских. И что в итоге? Чистый ноль! А ведь он, Эванс, считал себя знатоком русской психологии. Он все рассчитал верно. Широков не стал изображать из себя героя-патриота. Эвансу даже усилий прикладывать не пришлось, чтобы он выдал то, что его интересует. Он рассказал о существовании технологии добычи метангидрата в условиях работы в Северном Ледовитом океане на глубине до трех километров. Сообщил, что установка находится на передвижной базе русских, и то, что первый проверочный ввод данной установки должен был осуществиться в конце месяца. Рассказал о том, что все необходимые детали установки переправлены на передвижную базу и готовы к монтажу. Не скрыл и то, что монтаж установки приостановлен согласно приказу свыше, и виной всему — подозрительность русских. Высокие начальники, что сидят в Москве, каким-то образом узнали о том, что установкой интересуются конкурирующие государства, и решили испытания отложить.

И все шло хорошо до тех пор, пока Эванс не задал главный вопрос: где находится передвижная база. Вот тут началось то, чего Эванс понять не мог. Широков рассказал, что месторождение, на котором собирались испытывать новые технологии, находится в районе хребта Гаккеля, и на этом замолчал. Сколько ни пытал его Эванс, какие способы ни использовал, чтобы развязать ученому язык, тот твердил одно и то же: база на хребте Гаккеля, координат не знаю, сказать ничего не могу.

«В чем мой просчет? Почему я не смог выбить из него нужную информацию? — Эванс в тысячный раз прокручивал в голове картины допроса. — Может быть, я напрасно применил силу? Нужно было давить не на страх, а на жадность? Нет, от денег он отказался категорически. За деньги он говорить не стал бы, в этом я уверен. Быть может, не нужно было демонстрировать перед ним безмолвное повиновение моих людей? Как только я отправил их на свежий воздух, в Широкове что-то изменилось. Он будто дошел до определенной точки, получил интересующий его ответ и после этого замкнулся. Перелом в разговоре произошел именно тогда, в этом сомнений не было. Где же я просчитался?»

Эванс не мог поверить, что Широков молчит, потому что попросту не знает, где находится база. Весь его жизненный опыт не мог подсказать, что секретные данные можно сохранить таким способом: держа разработчиков проекта в неведении. Ему казалось это нереальным еще и потому, что сведения о разработке проекта он сумел добыть так легко, благодаря пьяной болтовне матросов. Раз уж матросы в курсе того, что происходит на базе, то главный разработчик тем более должен владеть информацией.

А Широков не мог выдать секрет, так как эти сведения ему действительно были недоступны. Где-то на хребте Гаккеля — вот все, что он мог сказать. И убедить в своей правдивости твердолобого Эванса ему не удавалось. Хотя нет, в глубине души Эванс догадывался, что пытки не приносят успеха именно потому, что ученый говорит правду, но верить этому он отказывался. Это означало провал операции, а с провалом он смириться не мог. За то время, что он работает наемником, у него не было ни одной проваленной операции. И в этот раз не будет!

В дверь постучали. Эванс недовольно поморщился. Он не терпел, когда его мысли прерывали.

— Чего надо? — грубо спросил он.

— Это я, Чарли, — услышал он в ответ. За дверью стоял Тед Симмонс, правая рука Эванса. Он был единственным членом группы, которому было позволено называть Эванса по имени. С Симмонсом Эванса связывала многолетняя дружба.

— Заходи, чего мнешься, — проворчал Эванс, и дверь открылась, пропуская визитера.

— Заглянул к повару, прихватил тебе кое-что. — Тед бухнул контейнер на стол. — Парни отдыхают, а я вот решил заглянуть.

Эванс благодарно улыбнулся. Тед знал, как разрядить обстановку. Распаковав контейнер, Эванс достал кусок пахучей говядины, завернутой в тонкий слой теста. Понюхал, прежде чем откусить.

— Пахнет вкусно, — одобрил он.

— Потому что голодный, — усмехнулся Тед. — Сутки на ногах, и ни одного перекуса. Там еще салат и кое-что горячительное. Не отказывай себе в удовольствиях, друг.

Эванс приступил к еде. Тед присел напротив и терпеливо ждал, пока босс насытится.

— Зачем ты пришел на самом деле? — доедая остатки салата, спросил Эванс.

— Разве я не могу зайти к другу просто так, без повода? — заявил Тед.

— В обычных условиях можешь, — согласился Эванс. — Но не сейчас. Говори, зачем пришел?

— Операция в Баренцбурге провалилась? — осторожно осведомился Тед. Он все это время оставался на острове и хотел знать подробности. — Парни молчат, но я ведь не идиот. Из пятнадцати человек вернулись только семеро, это о многом говорит. Не хочешь поделиться со мной?

— В центре была засада. Восемь наших убиты. Сколько с их стороны — сказать трудно. Я был на втором этаже, когда началась заварушка. Вызвал подкрепление. Когда дело запахло жареным, мне удалось пробиться вниз. Гвен был со мной. Вместе мы и ушли, прихватив агента. Больше рассказывать нечего.

Эванс отодвинул контейнер, сделал глоток из бутылки с надписью «Бурбон». Повар позаботился обо всем: бурбон был любимым напитком босса.

— Удалось сделать то, за чем приходили? — снова спросил Тед.

— Опоздали. Все данные к тому времени подчистили, — признался Эванс. С Тедом он мог говорить открыто, не опасаясь подставы или осуждения. — Теперь единственная возможность исправить положение — отыскать передвижную базу русских. Там должны быть все данные.

— И в чем загвоздка? Тот русский, которого вы притащили с собой, не желает делиться информацией? — Тед уловил суть проблемы.

— Он утверждает, что не знает точных координат местонахождения базы. Говорит, что это было известно только его начальнику. — Эванс потер переносицу — жест абсолютной усталости.

— И ты ему веришь? — Брови Теда поползли вверх. — Он что, мелкая сошка?