Пока яприхожу всебя, Аид поправляет одежду исадится на корточки. Какой же унего взгляд… Мы еще не занимались сексом, аэтот мужчина уже смотрит на меня так, будто хочет оставить себе. Одно только это должно вызвать желание бежать прочь, но уменя нет сил даже на беспокойство. Мы заключили сделку. Не знаю, почему ятак уверена, но верю, что Аид не нарушит данное слово. Когда все закончится, он позаботится отом, чтобы япокинула Олимп невредимой.

–Не двигайся.– Он слезает скровати иидет вванную. Через несколько секунд возвращается смокрым полотенцем. Ятянусь кнему, но Аид мотает головой.– Замри.

Ясмотрю, как он вытирает меня полотенцем. Это должно заставить задуматься… разве нет? Не уверена, особенно сейчас, когда все еще прихожу всебя после оргазма. Аид кладет полотенце всторону иустраивается уизголовья кровати.

–Иди сюда.

Ивновь какая-то часть меня противится, подсказывает, что ядолжна упрямиться, но яуже придвигаюсь кАиду ипозволяю ему усадить меня себе на колени. Но промолчать не могу.

–Яне большая любительница обниматься.

–Это не ради объятий.– Он проводит ладонью по моей спине иопускает мою голову себе на плечо.

Яжду, но, похоже, он не заинтересован впродолжении разговора. Уменя вырывается смешок.

–Не думай, что ты должен продолжать. Япросто посижу тут вприятном замешательстве.

–При твоей-то репутации ты весьма остра на язык.– Похоже, его совсем не раздражает это обстоятельство. Нет, если яне ошибаюсь, оно его порядком забавляет.

Вздохнув, расслабляюсь вего объятьях. Очевидно, что он не отпустит меня, пока не закончит сэтим не связанным собъятьями моментом, асидеть все это время внапряжении очень утомительно. Ктому же… даже приятно так лежать. Только недолго.

–Не пойму, почему ты так удивлен. Ты же признался, что используешь свою репутацию вкачестве оружия. Неужели для тебя неожиданность, что ямогу поступать так же?

–Почему ты выбрала жизнерадостный образ? Все твои сестры играют совсем другие роли.

Тут янемного отодвигаюсь, чтобы бросить на него недоуменный взгляд.

–Аид… похоже, ты много онас знаешь. Думаю, читаешь сайты со сплетнями.

Вид унего ни капли не виноватый.

–Ты удивишься, сколько из них можно почерпнуть информации, если читать между строк иобладать взглядом посвященного лица.

Сэтим яне могу поспорить. Мне тоже так кажется. Усмехнувшись, яснова расслабляюсь, прижимаясь кнему.

–Эвридика не играет, не совсем. Она ивпрямь невинная мечтательница, потому иоказалась сэтим поганым парнем.

Грудь Аида сотрясается от смеха.

–Ты не одобряешь Орфея.

–Аты бы одобрил, если бы он был вотношениях стем, кто тебе дорог? Он слишком увлекся образом голодающего художника, особенно если учесть, что он такой же наследник трастового фонда, как ивсе мы. Возможно, сейчас он считает Эвридику своей музой, но что будет, когда она наскучит ему ион начнет искать вдохновения вне их отношений?– Япрекрасно знаю, что ожидает ее. Эвридика будет раздавлена. Это ивпрямь может сломить ее. Мы берегли младшую сестру, насколько вообще можно уберечь человека, который водном шаге от Тринадцати. Мысль отом, что Эвридика утратит свою невинность… причиняет боль. Яне хочу этого для нее.

–Адругие твои сестры?

Япожимаю плечами, насколько позволяет поза.

–Психея предпочитает оставаться незаметной. Она никогда не дает никому знать, что думает, ипорой кажется, что за это ее любит весь Олимп. Она вроде законодательницы моды, хотя делает вид, будто это дается ей легко исовершенно никаких усилий она не прикладывает.– Но порой, когда она думает, что никто не замечает, явижу ее пустой взгляд. Пока мать не стала Деметрой, унее не было такого взгляда.

Япрокашливаюсь.

–Каллисто не играет. Она действительно такая свирепая, какой кажется. Она ненавидит Тринадцать, ненавидит Олимп, ненавидит всех, кроме нас.– Ямножество раз задавалась вопросом, почему она не уехала. Унее уже открыт доступ ктрастовому фонду, но вместо того, чтобы использовать его для побега, она будто еще глубже погрузилась всвою ненависть.

Аид неспешно накручивает прядь моих волос себе на палец.

–Аты?

–Кто-то должен поддерживать мир.– Такова была моя роль внашей маленькой семье даже до того, как мы поднялись по социальной иполитической лестнице Олимпа, апотому мне казалось естественным, что япродолжаю ее играть. Яулаживаю дела, строю планы ивсех кним приобщаю. Это не должно длиться вечно. Только до тех пор, пока яне сбегу.

Ябы никогда не подумала, что именно маска милой, послушной дочери витоге заточит меня здесь навсегда.

Мне требуется неожиданно много решимости, чтобы покинуть кровать Персефоны, когда она засыпает. Мне приятно держать ее вобъятьях. Слишком приятно. Все равно что проснуться ипонять, что счастливый сон все это время был явью, аяне могу позволить себе предаваться фантазиям. Эта мысль вконечном итоге заставляет меня поцеловать ее ввисок иуйти.

Яужасно устал, но не смогу отдохнуть, пока не совершу ночной обход. Ямножество раз поддавался этому импульсу, исегодняшняя ночь не исключение. Хотя со временем стало лучше. Было время, когда яне мог сомкнуть глаз, не проверив все двери иокна вдоме. Теперь проверяю только двери иокна первого этажа, после чего захожу вцентр безопасности. Мои люди никогда ничего не говорят отом, что япроверяю их работу, ияпризнателен им за это. Дело не столько вих способностях, сколько встрахе, который наступает мне на пятки всякий раз, когда ятеряю бдительность.

Яне ожидал, что присутствие Персефоны вдоме усугубит это чувство. Яобещал ей свою защиту, дал слово, что здесь она будет вбезопасности. Возможно, угрозы Тринадцати достаточно, чтобы сдержать Зевса, но если он решит, что стоит рискнуть исовершить нападение, следы которого не приведут кнему…

Неужели он бы действительно поджег этот дом, зная, что Персефона внутри?

Мысль еще не успевает уложиться вголове, аяуже знаю ответ. Конечно, поджег бы. Не сейчас, нет– пока он еще думает, что унего есть шанс ее вернуть. Но безрассудство людей, преследовавших ее весь этот путь, доказывает, что, стоит ему решить, что она вне его досягаемости, он не колеблясь нанесет удар. Предпочтет, чтобы она умерла, чем досталась другому, особенно мне.

Лучше поговорить об этом сней, но меньше всего яхочу вновь пробудить страх, который видел вее глазах впервую ночь. Здесь она чувствует себя вбезопасности, ия,черт побери, хочу быть уверен, что не подведу ее. Мое нежелание рассказать ей все говорит не столько оней, сколько обо мне, инужно завтра же все исправить, как бы сильно мне это ни нравилось.

Едва зайдя всвою спальню, понимаю, что яздесь не один. Устремляюсь за пистолетом, который храню вмагнитном сейфе, спрятанном под приставным столиком, но успеваю сделать лишь шаг, ииз темноты раздается женский голос.