И Наталья совсем уже смирила шаг. Ее охватило страшное разочарование. Не было никакого богатства. Дед Филимон все придумал, чтобы поймать Никитку в свои сети и вернуть его в семью к Наталье. Все-таки дед Филя был опытный рыбак, он знал, чтобы поймать рыбу, нужно кинуть ей наживку. Эта байка про наследство, которое якобы получила Наталья, и стала такой наживкой для Никиты.

Наталья даже передумала идти к Филимону, потому что теперь все произошедшее предстало перед ней, как она думала, в истинном свете. И ее огромное наследство являлось всего-навсего фантазией старого выдумщика.

Назад она не повернула просто потому, что уже почти пришла. А раз уж пришла, то хотела поговорить со стариком насчет его выдумки.

– Дед Филя, он такой! И словечка не скажет, чтобы не приврать. Никита этого мог и не знать, а я-то хорошо знаю!

Единственное, что немного смущало Наталью, это почему Борис повелся на выдумку Филимона. В том, что старик все о наследстве выдумал, Наталья даже не сомневалась. Будь в их семье человек, способный оставить такое громадное наследство, то бабушка бы уж ее предупредила. Бабушка обожала свою единственную внучку. И кроме всего прочего бабушка была человеком очень рачительным, знающим цену деньгам. Она бы ни за что не упустила из виду такого выгодного родственника.

– Бабушка даже с теми ее знакомыми заставляла меня общаться и быть с ними любезной, от кого хоть какая-то выгода могла быть. А уж чтобы она прошляпила такого богатенького родича, невозможно поверить!

В том, что Филимон богатого родича и наследство придумал, сомневаться не приходилось.

– Но почему Борис так охотно поверил в эту ложь? Ладно Никита – тот дурачок и простачок, его даже я сумела обмануть. Он мог и на слово деду Филимону поверить. Но Борис-то как повелся? Он же совсем из другого теста слеплен. Он и Никиту отговаривал квартиру продавать и в стройку на моем участке вкладываться. Понимал, что я могу Никитку кинуть. Справки про меня наводил, про первого моего мужа все раскопал, серьезно к делу подошел. Тот факт, что Никита брата не послушался, а сделал, как я его просила, так это к сегодняшнему делу не относился, любил он меня тогда. Никита мог пойти на поводу у страстей, но Борис никогда бы не примчался ко мне свататься, не будь он точно уверен в том, что я скоро стану обладательницей больших денег. Так как же Филимону удалось одурачить еще и Бориса?

Об этом со стариком тоже стоило поговорить. И Наталья уверенно взбежала на крыльцо и потянула входную дверь рукой.

– Что такое?

К ее немалому изумлению, дверь оказалась заперта. На памяти Натальи такого еще не случалось. Бедный дед Филимон жил настолько открыто, что даже не имел вокруг своего участка забора. И дверь в дом он никогда не запирал, говоря, что если какому-то человеку понадобится что-то из его запасов, то он всегда рад поделиться с тем, кому эта вещь нужнее.

Справедливости ради надо сказать, что обстановка в его доме была настолько спартанской, что ни разу еще ворам не довелось поживиться за его счет. И даже напротив, был случай, когда заглянувшие на огонек домушники, видимо, из жалости оставили деду чекушку с закусью и сколько-то там рублей на обзаведение. Деньги Филимон счастливо пропил, а всем стал рассказывать, какие хорошие люди промышляют у них в округе.

Так и повелось с тех пор, все стали тащить к деду Филимону на участок разное барахло. Много раз в его отсутствие неизвестные дарители приносили к нему старые доски, мебель – плетеные венские стулья с поломанными ножками, круглые столы с выщербленными столешницами, старомодные платяные шкафы с зеркальными дверцами и диваны всех форм и расцветок.

В запущенном огороде также внезапно появлялись зонтики, которые используют в летних кафе, и даже вырастали, словно бы из-под земли, списанные и пришедшие в негодность торговые палатки. Прикатили Филимону и две ржавые машины, три мопеда и невероятное количество велосипедов, самокатов и украденных из магазинов самообслуживания металлических тележек с колесиками.

Филимон все принимал с благодарностью, ничего не выкидывал, так что постепенно его участок приобретал сходство то ли со свалкой, то ли с музеем под открытым небом.

Филимон с радостью раздал бы все, что у него имелось, но желающих на все эти «раритеты» почему-то не находилось. Более того, вещи все прибывали и прибывали, места уже не находилось, и они ютились, громоздясь где-то вторым, а кое-где и третьим рядом.

И вот сейчас, стоя посредине этого хаоса, Наталья громко звала хозяина:

– Филимон! Дед Филя! Утро на дворе! Открывай!

Но никакого ответа не последовало. Это было вдвойне странно, потому что даже пьяный дед Филя спал очень чутко и уже давно должен был наорать на Наталью и кинуть в окошко какую-нибудь ерунду – старый ботинок, пустую бутылку или даже кастрюльку.

Но из окна ничего не вылетело. Сам дед Филя не ругнулся. И постепенно в душу к Наталье стали закрадываться нехорошие мысли. Даже уезжая в город за пенсией, дед Филимон оставлял дом нараспашку, утверждая, что никогда не знаешь, что и кому может в нем пригодиться. А в город он ездил каждый месяц, потому что признавал только наличные, принципиально отказываясь от электронных карт и обрекая этим себя на дополнительные трудности.

– Переведи ты себе уже пенсию на карту, – твердили ему все вокруг. – В нашем магазине их всегда принимают, проблем нету.

Нет, Филимон об этом и слышать не хотел.

– Проблемы как раз будут у тех, кто пользуется этим дьявольским изобретением! Куда уж дальше! – возмущался он. – Сначала люди от золота-серебра и той же меди, которая хоть что-то да стоит, при расчетах отказались, никчемными бумажками стали друг дружку одаривать. Мол, я тебе доверяю, возьми бумажку. И в ответ у меня тоже бумажку возьми. Только так теперь получается, что одни бумажки дают, а другие за эти бумажки золото, газ и железо продают. Паспорта зачем-то ввели, каждого человека при этом сосчитали. Зачем это было нужно? А все для того же, чтобы постепенно петлю потуже затянуть и тотальный контроль над всем человечеством установить. Теперь карты эти с чипом всем подряд суют, чтобы знать, кто и что купил, куда поехал, где остановился. Говорят, скоро и в паспортах такой же чип стоять будет. А потом и на руку или чело печать положат. Печать – тот же чип только маленький, каждого из нас к этому чипу привяжут и все про всех знать будут.

– Что же тут плохого? Напротив, очень хорошо получится.

– Может, кому-то и хорошо, а я так не хочу жить!

– Почему? – смеялись над дедом Филей его друзья. – Подозрительные делишки какие-то крутишь, боишься, что про них известно станет?

Но тот шутливого тона поддерживать не желал и отвечал вполне сурово:

– Мои грехи – это только между мной и Богом. Если он сочтет, что нужно меня за что-то наказать, то так и сделает. Только он так уже и делает, и не только меня, а всех нас. И это нам еще мало, дальше хуже будет. Дождемся, что болезни, голод и войны, посланные людям за грехи их, столько народу выкосят, что останется нас такое ничтожное число, что, увидев след человеческий на земле, человек будет целовать его и плакать.