Вскоре, под чутким руководством своей непревзойденной наставницы, юноша настолько вошел во вкус, что принялся испытывать чары соблазнителя на всех представительницах женского пола, какие только имели счастье встретиться на его пути. Десятки рогоносцев-мужей и не подозревали, что в то самое время, когда они мирно почивали в своих постелях, их дорогие женушки сладострастно стонали в объятиях юного искусителя.

Несмотря на прошедшие годы и уже давно прекратившуюся любовную связь, Нинон и Ренард де Сежен смогли остаться друзьями. Ей одной он доверял свои секреты и не стеснялся спрашивать совета, зная, что всегда может рассчитывать на её помощь. Вот и сейчас, после очередного разговора с матерью, которая поставила ему просто невыносимые условия, он не нашел ничего лучшего, как прийти сюда, в надежде получить совет от бывшей наставницы.

– Нинон, я больше не могу! Она просто не оставила мне выбора, требуя, чтобы я объявил свою невесту в течение месяца, иначе…– договорить ему не дали.

Заметив отсутствие любезной хозяйки, мнение которой непременно желал бы услышать, Жан де Лафонтен оглядываясь провозгласил:

– Моя дорогая Нинон, идите– ка скорее к нам, я собираюсь зачитать вам отрывок из своего нового произведения "Поэма о хинном дереве", и очень хочу узнать ваше мнение о нем

– Просим, просим, – скандировали присутствующие, с любопытством уставившись на хозяйку, любезничающую с молодым графом Ламмером.

Нинон не оставалось ничего другого, как подчиниться требованию гостей. Потрепав Ренарда по плечу, она успела шепнуть ему пару слов, прежде, чем поспешила к ожидающему её баснописцу.

Ренард скрипнул зубами. Нинон приглашала его навестить свой будуар после ухода гостей. Проклятье! Любовные утехи последнее, что могло его сейчас интересовать. Его карточные долги, которые матушка отказалась оплатить, грозили обернуться настоящей катастрофой. Единственное, что могло спасти его от бесчестья – женитьба на богатой наследнице, часть приданного которой пошла бы в счёт уплаты долга.

Подобное невероятно претило ему. Несмотря на распущенный образ жизни, он, в свои двадцать лет, всё ещё оставался в душе романтичным юношей, тайно грезившим о чистой, ничем не запятнанной любви, которую издавна воспевали великие трубадуры, труверы и менестрели.

Его сводный брат Патрис был таким. Именно он, каждый вечер перед сном, рассказывал маленькому Ренарду увлекательные истории, в которых рыцари бились на турнирах за любовь прекрасных дам, и непременно были вознаграждены за свои героические поступки.

Патрис… Сколько он себя помнил, старший брат всегда был рядом, готовый в любую минуту прийти на выручку. А как, ему за всё отплатил Ренард? Он предал его! Испугавшись дуэли, поддавшись уговорам матери, он ради спасения собственной трусливой шкуры и проклятого графского титула, подставил собственного брата, единственного, кто всегда по-настоящему был добр к нему.

Превратившись в изгоя, Патрис вынужден был бежать, и вскоре пришла весть о его кончине от рук берберов, захвативших торговый корабль, на котором он плыл к берегам Кипра.

Весть о смерти брата едва не убила Ренарда. Угрызения совести лишили аппетита и сна. Краски жизни потеряли свой свет, всё стало серым и унылым. Как же он сожалел о том своём поступке. Как же мечтал повернуть время вспять и никогда не отпускать брата на ту злосчастную дуэль. Титул! Плевать он хотел на титул и обязанности, что возлагались на плечи его обладателя. Он не хотел ничего, кроме того, чтобы избавиться от неумолкающего, днями и ночами преследующего его голоса совести и гнетущего чувства одиночества, что поселилось с тех пор в его сердце.

Бросив взгляд по сторонам, и заметив томные улыбки дам предназначенные только ему, он брезгливо передернул плечами. Как же он ненавидел их всех – сегодня улыбающихся ему, а завтра нашедшим новый объект для обожания. Щелчком расправив манжет на рукаве, он резко поднялся, и не удосужившись попрощаться с хозяйкой салона, стремительно покинул помещение.

Выйдя на воздух, он глубоко вздохнул. Времени, отпущенного кредиторами, оставалось всё меньше, нужно было непременно на что-то решиться. Вот, только на что?

– Нет, это совершенно не годится! – при звуках ставшего уже ненавистным голоса, я готова была взвыть.

Господи! Ну, почему вместо двух, совершенно невыносимых и ударяющихся в панику по любому поводу покровителей, мне не досталась всего одна, и, желательно женщина?

По мере того, как назначенная дата приближалась, наш дом стал больше напоминать лечебницу для умалишенных. Клермонт, вечно всем недовольный, критиковал каждый мой шаг, чем приводил в полнейшее отчаяние позабывшего сон Розена, из последних сил пытавшегося привить мне светские манеры и аристократический лоск.

Наряды, по мнению графа, были недостаточно роскошны, мои манеры недостаточно благородны, походка подошла бы больше солдату, шагающему по плацу, а присутствие раненого Клода и затесавшегося в нашу компанию Арно, вечно сующего повсюду свой любопытный нос, так вообще выводили из себя.

Поверьте, если бы дом принадлежал Клермонту, а не маркизу, нас бы уже давно вышвырнули на улицу без лишних церемоний. Сейчас же, скрепя сердце, он вынужден был мириться с нашим присутствием, тем не менее пользуясь любым поводом чтобы высмеять, или же в пух и прах раскритиковать всё, чтобы я ни делала.

Маркиза, принимавшего всё близко к сердцу, его насмешки приводили в бешенство, отчего он с удвоенным рвением принимался за дело. Страх перед разоблачением, лишал его сна и аппетита. Постепенно, его тревога и нервозность, стали невольно передаваться и мне. И вот, когда до визита в дом герцогини Одемар оставался всего один день, я не выдержала. Причиной послужило то, что в салоне, в котором для меня были заказаны наряды, перепутали заказы, и к моему новому жемчужно-серому наряду, в котором я должна была предстать пред светлые очи своей "бабушки", вместо белоснежных перчаток, идеально дополнявших весь ансамбль, прислали бежевые.

В маркиза, и без того бывшего на взводе, словно бес вселился. Он кричал, ругался, крушил всё подряд, грозился спустить со всех три шкуры. Масла во всю эту ситуацию подливала издевательская усмешка Клермонта, которую он и не думал ни от кого скрывать.

Решив, что если немедленно не сменю обстановку, то непременно взорвусь, я, схватив злополучный пакет, вызвалась самолично отнести его в салон. Но тут, возникла новая проблема в лице постепенно идущего на поправку Клода, который категорически запретил покидать пределы дома, ссылаясь на то, что меня на каждом шагу могут подстерегать разного рода опасности.

Спорить с ним мне не хотелось, но и сдавать своих позиций, я тоже не собиралась, а потому, договорилась с одной из горничных, чтобы она одолжила мне свою одежду и держала мой уход в тайне, а затем, в сопровождении вездесущего и прилипшего как пиявка Арно, отправилась в квартал, где располагался салон модной одежды мадам Монблан.

Боже, как же я давно нигде не гуляла! Прожив много месяцев в особняке маркиза, я почти не имела возможности ознакомиться с этой частью Парижа, где обитал его аристократический свет.