Лариса без конца трезвонила супругу намобильный. Сначала Леня вежливо отвечал:

– Не дергайся, пробки кругом.

Но Лара не успокаивалась и в конце концовзаорала:

– Дурак! Скоро народ с работы попрет, самаяторговля начнется, если плюшки к ночи доставишь, я их не продам, а на следующийдень засохшие никому не нужны. Из тебя бизнесмен как из меня веник!

Леня вышел из себя и завопил в ответ:

– Заткнись, дура, вот попаду в аварию,расхреначу тачку, ваще тонар закроется, не на чем хлеб возить будет!

Лариса притихла, ей стало стыдно, нузадержался Леня, это же не повод мужика пилить. Видно, муж тоже ощутил вину,потому что перезвонил сварливой половине и мирно заявил:

– Я уже рядом, через два квартала, распихайтам пока пустые противни.

Лариса стала складывать штабелем кондитерскиелисты и тут услышала глухой удар, странный скрежещущий звук, крик… Торговкапохолодела, неужели спешивший с булками муж таки попал в аварию? Не вписался вповорот и влетел в стену дома?

Бросив все дела, Лариса выскочила на улицу иперевела дух, вдали мелькали красные задние фонари какой-то тачки, Ленин старый«каблук», очевидно, пока ковылял по соседнему переулку. Не успела Лараобрадоваться, как увидела что-то, темневшее на дороге. Сначала она приняла кучуза сбитую собаку и бросилась к ней. У Лары дома живут три беспородных пса,двоих она подобрала у метро, вылечила, поставила на ноги. Лариса метнулась кнеподвижному телу и, только подойдя вплотную, поняла: это женщина.

– Тут Ленька припер, – заново переживаластресс торговка, – ему прям плохо стало! Выглядела девка жутко, стали мы в«Скорую» звонить, потом ментов вызывать! Знаете, не дай бог вот так под тачкойоказаться! Никто не торопился! Ну ваще! Красный Крест через два часа приплюхал!Да еще врач на меня наорал, зачем я несчастную двигала! Так я картонку под нееподпихивала, земля холодная, сырая. Ну ежу понятно, воспаление легких получит!Вот хренота. А потом ее увезли.

– Не припомните, когда это случилось? – Япопытался выяснить хотя бы время наезда.

Лариса стала крутить толстое золотое кольцо науказательном пальце.

– В больницу ее, ну… около… э… после часаотправили.

– Постойте, – удивился я, – и доэтого бедняжка пролежала около двух часов?

– Больше, – с уверенностью сказалаЛариса. – Хочешь, я тебе точное время назову? Вот, смотри, тама заводик,ну, левее, видишь будку?

– Да, – кивнул я. – Что же могутпроизводить в подобии собачьей конуры?

– Ой, юморист, – захихикалаЛариса. – Это проходная, предприятие у них в глубине двора, за елками.Хитро придумано, деревья зимой и летом одним цветом, никогда ниче не видать. Всоветские времена здесь почтовый ящик[13] был, а сейчас всякуюлабуду выпускают, народу у них много. Я че так из-за булок дергалась? Этизаводские – мои покупатели, их расписание смен я шикарно выучила. Первая наработу в пять тридцать утра прет, мимо тонара бегут и хлеб хватают, видать,буфет у них там дорогой, вот и запасаются, в полдень они назад бегут и тогдадомой берут. А второй пересменок в полдевятого утра плюхает, назад,соответственно, в четыре дня. После никакой торговли, так, несколько человекподойдет. Когда девку сшибло, первая смена еще не вышла, народ повалил ужепосле, такая толчея получилась, все останавливаются, зырят, я ее загораживаю,говорю: «Люди, че интересного, валите себе мимо, плохо человеку. Лучшепомогите, если в медицине разбираетесь, или позовите со своей фабрики врача,небось медпункт есть!» Значит, сшибло ее в половине двенадцатого!

– Спасибо, – кивнул я.

Получается, что Наташа утром поехала сюда,зачем-то вышла из машины, двинулась пешком через дорогу и была сбита. В тотмомент, когда я планировал встречу с ней, она уже лежала на асфальте.

– А вы ей кто? – догадалась наконецспросить Лариса. – Тоже в «Часе пик» работаете? Про меня напишете? Ну, чтоя ее увидела? Фамилию назовете? Я вашу газету завсегда покупаю.

– Да, непременно, – кивнул я и тут жевздрогнул: – Подождите, откуда вы знаете, что Ната корреспондент?

– Мужики такие торопливые, – с укоризнойзаявила Лариса, – перебивают, договорить не дадут.

Продавщица неожиданно проворно нагнулась,потом выпрямилась и с торжеством воскликнула:

– Во!

Толстые пальцы, украшенные варварскимизолотыми перстнями, сжимали ремешок из темно-коричневых камушков, оригинальнаяручка крепилась к розовой кожаной сумке.

– Наташина сумка! – обрадовался я,моментально вспомнив, что видел ее в кабинете. – Как она к вам попала?

– Уж не украла, – прищуриласьЛара, – кабы сперла, за фигом ее ща показывать! Девку «Скорая» какнеизвестную увезла, а я час назад, простите, конечно, пописать отошла, гляжу,под тонаром валяется! Вещь дорогая, заводские такие не покупают, я сразудоперла: бедняжка когда упала, сумчонка от удара отлетела. Ну я и открыла ее. Атам удостоверение рабочее, телефон, деньги, косметика. Хотела завтра позвонить вредакцию и сказать о находке, сегодня-то у вас небось никого нет. А ментамсообщать нельзя, сопрут! Забирайте!

– Спасибо, – искренне сказал я и вынул изпортмоне купюру.

– Не за деньги старалась, – обиделасьЛариса, – из жалости. Вот если мою фамилию в газете укажете, обрадуюсь.

Я спрятал деньги:

– Я не хотел вас обидеть, как ваше полное имя?

– Лариса Петровна Кочергина, –отрапортовала продавщица, – а еще укажите, где тонар стоит и что у менязавсегда свежие батоны!

Я пообещал Ларисе рекламную кампанию, взялсумку несчастной Наташи, вынул оттуда ключи, подошел к осиротевшему автомобилюи нажал на брелок. Мигнули фары, щелкнул замок, я открыл дверь и сталпристально осматривать салон. Ничего достойного внимания: в бардачке наваленавсякая женская мелочовка, там нашлась даже упаковка запасных колготок. И какойсмысл складировать в автомобиле сразу четыре пудреницы? Нет, мне никогда непонять женскую душу. А вот еще пакетик с совершенно новыми, розовыми стрингами,тюбик с клеем, сломанные очки от солнца и губная помада.

Я машинально попытался открыть золотой футляр,но у меня ничего не получилось. Слегка заинтригованный, я повернул верхнюючасть тюбика и внезапно услышал голос Наташи:

«Эй, чем занимаешься?»