искали. Не в уголовных делах, а в «отказниках» следовало копаться. Всё оказалось гораздо проще.

— Вот-вот. Всё гениальное просто. Но меня поражает другое. Это же прямое преступление!

— Погоди, Макар, на базар, — перебил я приятеля. — Точки ставить рано. Пока всё это наши догадки. Для начала следует изъять оба отказных материала и проверить, куда делась икра, которую изъяли милиционеры. Делать будем официально. Я поручу Жмуркову запросить для проверки в прокуратуру все «отказники», связанные с задержанием расхитителей рыбы. Посмотрим, как отреагирует Игралиев? Кстати, это будет испытанием для многих в районе.

— Докладывай шефу, Данила Павлович, включай главные рычаги вашей машины, чтобы «сильные мира сего» не успели вмешаться, — Квашнин беспокоился, конечно, не без причин: подтвердись наши подозрения, полетят головы больших начальников не только в райотделе милиции.

— Ты думаешь и Борданов с ними?

Ответить он не успел. На столе затрезвонил телефон, и я поднял трубку.

— Данила Павлович, вы разобрались с обнаруженной рукой? — хмур был голос Колосухина, к тому же он, вопреки своим правилам, забыл поздороваться.

— Кажется, да, Виктор Антонович. Бабинец проинформировал, что оперативники задержали подозреваемого. Правда, не успел сообщить, нашли ли труп. Прервалась связь.

— Нашли труп, — хмуро буркнул Колосухин, и я услышал, как заскрипел жёсткий воротник на его шее.

— Вот и прекрасно! — не удержался я. — Кончились мытарства Бабинца!

— Нет. Только начинаются, — отрезвил меня шеф. — Труп с обеими руками оказался! Поэтому вам следует срочно выехать туда.

Благие намерения, которыми стелют дороги

Когда много лет назад Юрий Андропов впервые распахнул двери кабинета председателя Комитета государственной безопасности и, застыв на пороге, обвёл его хозяйским внимательным взором, всё напомнило ему о прежнем владельце: мебель, портреты, фотографии, книги, аксессуары. Кругом чувствовались рука и мысль Семичастного. И ещё витало что-то неуловимое. Он осторожно втянул воздух чуткими интеллигентскими ноздрями и понял — запах!.. Потом из кабинета вынесли мебель, под метлу вымели остальное, но неистребимый тошнотворный запах продолжал тревожить его брезгливую натуру. Здесь плелись нити тайного заговора смещения надоевшего многим своими выкрутасами бузотёра и матершинника Хрущёва — озарила догадка: пахли люди, те, кто бывал здесь часто и теперь не забыл сюда дороги, сохранились правила, соблюдались привычки, мировоззрение. Он больше не ломал головы — надо убирать людей! Но всех и сразу нельзя, да и Брежнев, порой прикидывающийся немощным, не позволит. Грозна бывает его десница, тяжело внушение, чего стоят будто ненароком приставленные к его спине два зама: сочинитель-партизан Сёмка Цвигун, свояк Генсека, и дружок из Днепропетровска пройдоха Гришка Цинёв, подслушивавшие да подсматривавшие за каждым его словом и делом. Цинёв совсем обнаглел, манкируя обязанностями по охране интересов государства, не только его, всех в ЦК прослушивал. Что было им велено? Предостеречь его своеволие?.. Тайные интриги?.. Но ведь живёт в народе мудрость — чем ревнивей жена, тем больше у неё любовников. Подглядывают оба, чтобы не повторились «ежовые рукавицы», не возродилась «бериевщина»?.. Глупцы! Такому надоумить переставшего соображать Ильича мог лишь старый дурень Суслов, выживший из ума, но цеплявшийся за кресло «серого кардинала». Они все забыли, что ему не понаслышке известны более эффективные средства, апробированные ещё в Венгрии, их следует только умело модифицировать с учётом местных и национальных особенностей. Но об этом рано думать, следует терпеть, переиначив известный лозунг: верха ещё кое-как могут, а низам по фигу, они из запоя не выходят. Андропов считал, что со сменой ведущей личности в политике и во власти окружающее должно приобретать силуэты новых желанных реалий, пунктиры задуманного, ради чего рокировка вождя и затевалась. Затаившийся романтик в душе, убеждённый жизненным опытом хладнокровный прагматик в общении, он действительно был уверен в благих намерениях лидеров заговора Семичастного, Брежнева, Шелепина их товарищей; когда всё свершилось, он жаждал соответствующих реформаторских команд, но, устав ждать, проявил собственную инициативу — сунулся с предложениями усилить прессинг на чужаков и инакомыслящих. Однако его письмо в ЦК вместе со списком известных диссидентов отвергли, и главным в организации травли стал министр в милицейском лапсердаке из того же Днепропетровска Щёлоков, будто бы когда-то воевавший с Брежневым — велика и крепка оказалась «семейка»!.. И тогда Андропов понял, что радужные экономические и социальные силуэты, которые когда-то представлялись вполне достижимыми, так и останутся силуэтами, пунктиры реставрации страны в могучую державу никогда не обернуть чёткой стратегией обновлённого правительства, а государство не замедлит стремительного падения в пропасть, если не принять экстренных мер. Его затея хотя бы приостановить негативный процесс путём реставрации святыни — самой программы партии — провалилась, и виновником опять оказался тот же Щёлоков, перебежавший дорогу благодаря попустительству Генсека. Прожжённый интриган, не ведая, что творит, зрел в попытках Андропова одну цель — укрепить имидж в глазах Брежнева. В кабинетах ЦК почти открыто заговорили о междоусобице, которую будто бы затеял новый председатель Комитета безопасности. Что свело его тогда с руководством Генеральной прокуратуры Александром Рекунковым и Владиславом Найдёновым, что сблизило? Взаимные симпатии или общая неприязнь к милицейскому выскочке, откровенно насаждающему вседозволенность и демонстрирующему безнаказанность с введением в ранг генерала и своего зама, зятя Генсека, карьериста Чурбанова?.. Тогда-то, объединив усилия двух могучих силовых структур, Андропов и решился на первый удар, начав зачистку общества с грязи, на самой верхушке власти. Преданные спецы, исполняя его указания, основательно тряхнули обросшую махровой коррупцией головку рыбной промышленности и им, изведавшим многое, открылась ужасающая картина: всемогущий министр Александр Ишков и его вороватый заместитель Владимир Рытов по кличке Боцман, создав сеть фирменных магазинов «Океан», бесчинствовали по всей стране, не брезгуя контрабандой чёрной икры, хищением и взяточничеством, в Москве их подельники — директора фирм Фишман и Фельдман тут же были арестованы и со страху наговорили столько, что хватило всем на высшую меру пролетарского возмездия. Боцман, размещённый в Лефортово, последовал их примеру, ведь за него взялся сам отец следственной службы Генеральной прокуратуры — легендарный Каракозов, начав допрос пугающей фразой:

— Читали ли вы Библию?

— Нет. Я член партии…

— А зря, ещё там предупреждается, что такое следствие…

Необъяснимый ужас такого начала и отчаянная жажда жизни смутили Боцмана так, что тот наговорил о взятках в 300 тысяч рублей, что составляло более чем значительные размеры, обозначенные в Уголовном кодексе обещающими высшую меру возмездия. Ощущая близость свинца затылком, он согласился сотрудничать со следствием и раскрыл весь механизм хитроумных преступных махинаций, изобличив всех соучастников. Первыми всплыли Сочи, Геленджик, Гурьев, Астрахань… В Сочи директор «Океана» Арсен Пруидзе тоже оказался смекалистым малым и быстро рассказал, как в главном курорте страны высшая партийная и торговая знать регулярно