из областной прокуратуры. Меня попросили спуститься вниз, где поджидал прокурор-криминалист Черноборов. Как он меня нашёл?.. Оказывается, подсказал Колосухин.

— Что случилось-то? — успел крикнуть я в трубку.

— Убийство, — последовал короткий ответ, и трубка безрадостно запиликала.

— Повезло тебе, — встретил меня Павел у машины.

Я не разделял его сочувствия.

— Если бы из-за домашнего стола тебя вытащил, скучнее ситуация выглядела, — успокоил криминалист.

— Заботливый ты, Павел Фёдорович, — не сдержался я. — Больше никого не нашлось? Где старшие следаки?

— Виктор Антонович распорядился, — оправдывался Черноборов. — Федонин болеет, а Зинина в следственном изоляторе ещё допросы заканчивает. Я и один бы съездил, но Колосухин приказал.

— Что известно о происшествии? — устраиваясь в салоне передвижной криминалистической лаборатории, смирился я со своей участью.

— Информации почти никакой. Руку нашли мужскую. По плечо.

— А ещё?

— И больше ничего.

* * *

— Собака руку по посёлку таскала. Она бы её и сожрала, но мальчишки заметили, — дымя сигаретой, докладывал прокурор района Матвей Бабинец, усатый шкафообразного вида флегматик. — Эксперт осмотр закончил. Никаких примет, особенностей, татуировок. Утверждает, что рука искалечена собачьими зубами. Не исключено, что её отгрызли от трупа.

— А поговорить с экспертом можно? — поинтересовался Черноборов.

— Укатил он. — Бабинец был удручён и зол. — Что ему тут делать? Он свою задачу решил. Да и время уже двенадцатый час ночи, Данила Павлович! Полтора часа вас дожидаемся!

— Раньше к вам и не добраться, — подал я руку прокурору. — Село это у чёрта на куличиках. Почитай, на границе области.

— На самой-самой. — Бабинец устало сел на скамью в деревенском клубе, где мы все находились, пригладил густые усы. — Вот райончик мне достался! В один конец сто сорок вёрст и в другой не меньше! Пока объедешь, и рабочий день кончается. Следователь постановление ему накатала, все вопросы поставила. Тот восторга не высказал, прыгал, плевался, мол, не раб лампы, чтобы головоломки разгадывать. Но кое-что мы из него вытрясли.

Кареглазая молодая женщина небольшого росточка сверкнула белыми ровными зубами и отчеканила:

— Данила Павлович, раз вы с Черноборовым прибыли, может, уеду я, мне ребятишки из ГАИ попутку поймали?

В ней было всё, чтобы называться «милашкой», как выразился недавно Черноборов, правда, хватало усталости в глазах и досады от неудачи.

— Мне здесь делать нечего, пусть оперативники поработают. Ночь на дворе, а у меня дочка в детсаде, спит, наверное, вместе со сторожем.

— Как? Подвезёте бедную женщину? — поискал я глазами милиционера.

— Так точно! — вытянулся шустрый остроглазый старлей. — Доставим, товарищ прокурор, Лидию Николаевну до самого дома.

— Ну что же, — не возражал я и повернулся к криминалисту: — Если Павел Фёдорович ничего не имеет против?

— Он ничего не имеет, — не дала Черноборову рта раскрыть следователь. — Всё необходимое я выполнила, пусть Отрезков хотя бы труп найдёт, тогда уж меня и вызывает. Пошли, Валера!

Она кивнула бравому гаишнику. Тот вытянулся перед Бабинцом:

— Разрешите, Матвей Андреевич?

— Давай, Деев, но без баловства. Не гонять на дорогах, — погрозил пальцем прокурор.

Следователь Денисенко и старлей Деев отбыли, я взглянул на начальника уголовного розыска Отрезкова:

— Докладывайте, капитан, что удалось выяснить к этому часу?

— Собаку не найдём пока, Данила Павлович, а про труп в деревне никто не гу-гу. Не жизнь здесь, а сплошная идиллия.

— Чего-чего? — не понял я. — А это что за вой?

— Собаки злобствуют, а так тихо, — подхватил прокурор района. — За этот год не хоронили никого. Деревенька маленькая, каждый житель на виду, нет ни пропавших без вести, ни уехавших в командировку, ни умерших. И драться некому, молодёжи нет. Старики и дети. Связи никакой, телефона нет. Одним словом, глушь.

— Идиллия, — повторил Отрезков. — Я дал команду собак отлавливать и в кошару сажать. Утром мальчишки опознавать будут. Может, хозяина собаки установим.

— Пропавшие без вести?.. — заикнулся криминалист.

— Не имеются.

Черноборов почесал затылок, уставился на меня, погружаясь в глубокие мысли.

— Давай, давай, — подбодрил я его. — Напрягайся, наш Торвальд[7], ищи следы в неведомое. Колосухин ждёт полного отчёта. Зазря, что ли, нас начальство сюда погнало?

— Вообще-то у нас в стране методик много разработано по раскрытию умышленных убийств, — не смутился Черноборов. — Убийства с расчленением тел потерпевших… убийства с особой жестокостью… Руки, ноги отсекают от трупа, чтобы родственники или близкие не опознали… значит, затруднить поиски… Да, что я вам, Матвей Андреевич, лекции читаю! Воспользуйтесь альбомчиком Видонова[8], разработайте несколько типовых версий…

— Вот-вот, — дополнил я криминалиста, — запрягайте оперов, вперёд — и с песней!

— Ты понял, Отрезков? — хмуро пробасил Бабинец. — Уразумел, как надо? Про Видонова не забудь! А то устроил тут мне отлов псов со всей деревни!

Дополняя его команду, помещение, где мы разместились, периодически оглашалось приглушённым воем обиженных четвероногих узников. Они, конечно, как-то разнообразили безнадёжную картину.

— Осмотрите местность вокруг села, если кладбище имеется… — затянул Черноборов.

— Имеется, — кивнул головой Отрезков, кисло озирая черноту за окошком.

— Захоронения животных, свалки… — продолжал криминалист. — Рука-то сухая была? Не в воде нашлась? Может, грязная?

— Если и мокрая, то высохнуть успела, пока у собак отняли. — Отрезков скривился.

— А чья собака руку нашла? — опять спохватился Черноборов. — Хозяйская или дикая?

— Если хлопцы всех псов отловят, к утру установим, — Отрезков начал заметно нервничать.

— Вот и доделывай работу! — вмешался Бабинец и подвёл черту: — Найдёшь, сообщишь! Устрой в деревне сплошной поиск и осмотр разрытых ям, брошенных строений, свалок, мусора. Ищи за селом, в поле. Надо найти!

— Поручите оперативникам выяснить приезжавших в гости, — посоветовал и я Отрезкову, — всю информацию о них следует проверить.

Попрощавшись с печальным Отрезковым, мы расстались.

* * *

— Не пугай меня больше такими страстями, дорогой, — обвязав голову мокрым полотенцем, разливала кофе по чашкам жена. — Всю ночь за мной проклятущая рука гонялась! Кошмар!

Очаровашка действительно была бледной, невыспавшейся и встревоженной.

— С больной головой теперь на работу идти!

— Ну что ты! Какая рука, мой ангел? — невозмутимо развернул я газету.

— Не дурачься! Сам вчера рассказывал, когда приехал.

— Шутка, — ещё безобиднее покачал я головой. — Алиби, так сказать.

— Что такое?

— Припозднились мы с Павлом Фёдоровичем за шахматами. Вот и соврал.

Наверное, лучше было оставить всё, как есть, потому что в ту же минуту на меня обрушился такой всплеск откровенного негодования, что газету мне пришлось прятать в карман и дочитывать уже в автобусе. На женщин не угодишь. И сладкая ложь им не нравится, и горькая правда не нужна. Где она, золотая середина? А ведь легендарный Леонардо сумел её найти ещё пятьсот лет назад![9]

Квашнин позвонил к обеду, отрапортовал, что поездка в район удалась.

— Всадники в седле, кони запряжены, — тоном заговорщика шепнул он в трубку.

— Что это у