– Как в Афгане, – продолжал кадр, – с этими их гребаными полевыми командирами. Берешь кого-нибудь на прицел, ан, оказывается, что это какой-нибудь Абдул Насрал, чей-нибудь помощничек. И всё, гуляй лесом: трогать нельзя.

Они припарковались; линия такси теперь находилась от Неда справа в полусотне метров. Кадр высунул в окно согнутую в локте руку, а в другой у него была ручка, которую он, чуть помахивая (ни дать ни взять поэт, вдохновенно додумывающий строфы), стал поочередно наводить на машины. Теперь Неду было видно, как на внутренней стороне очков (оказывается, вовсе не дешевых) один за другим предстают портреты водителей.

– Отпускать ее с крючка нельзя, – сказал Нед, возвращаясь к разговору о Лейле, хотя кадра этот вопрос, похоже, уже не интересовал. – Девка шебутная. Бестолковая, но со связями.

Тут крайне важно было не перегнуть палку: кадр, видимо, знал, что у него всего 4-й уровень. Но Нед хотел непременно быть в курсе всего, что бы ни происходило с Лейлой.

Кадр внезапно напрягся.

– Опа. Я его срисовал, – сказал он, приподнимая кончик ручки и щурясь на свой экранчик. В следующую секунду он неуловимым движением сдернул с себя очки и протянул Неду. – Подтверди, – сказал он.

Изображение кадр затормозил на экранчике. Нед критически поджал губы, якобы в неуверенности:

– Добавь-ка фокус.

Какая-то тайная жила противления напряглась в нем, а затем разом расслабла. Кадр протянул ему ручку. «Конфликтовать с ними не нужно, – вспомнились слова наставника. – Некоторым свое превосходство можно навязать, заставив их поступиться какой-нибудь важной для них мелочью».

Нед обновил экран, нацелив ручку и сделав «зум».

Черт, ну конечно. Это Аунг-Хла. Тридцать девять лет, отец троих детей, драит свой «Терсел» до блеска.

– Вы ее в самом деле оставляете? – настойчиво спросил Нед, заново переводя ручку с одного таксиста на другого.

– Да не парься ты за нее, брат. Ею твой босс занимается. А уж он что угодно отчебучить может. Он, к твоему сведению, использует эти свои новые навороты. «Губители» – слыхал, наверное?

Как не слыхать. Только Нед про себя считал, что «губители» – это уже слишком, недопустимо жестоко. Речь идет о спецах 5-го уровня, что сидят в уютных офисных креслах на тринадцатом этаже двенадцатиэтажки в северной Вирджинии. Вот у них, по слухам, и есть полный доступ – через любую линзу, объектив, кран, экран или трубку. Они могут дотянуться до твоей жизни в буквальном смысле, как капризное дитя к своим игрушкам. Не мытьем, так катаньем. Могут переписать наново всю твою жизнь; играть с тобой, потешаться и наказывать или же смять как бумагу.

– Не, это не он, – вымолвил Нед. – Не ее водила.

– Ты уверен? – спросил кадр (типа: «Это твое последнее слово?»).

– Ну а как. Не он это, – окончательно определился Нед. Получалось своего рода айкидо с эффективным использованием высокомерия. Вопрос в выверенной дозировке и акцентах. – Я, кстати, понял, почему ты спрашиваешь. Эти ребята все на одну рожу.

Понедельники Лейла ненавидела в целом и за утренние установочные планерки, в частности. Ньюйоркцы, по своему обыкновению, забывали, что для большинства персонала это самое утро уже давно позади. В Мандалае было половина десятого вечера, и Лейла прикидывала, где и что поесть: куриного супа в угловой забегаловке или лапши с ростками в забегаловке под дырявым навесом. И будут ли та и другая еще открыты на момент окончания планерки. Ньюйоркцы были все из себя бодренькие, на позитиве латте и капучино, типа «все-в-сборе-приступаем».

Связь была ужасной: сплошь какой-то хруст и жужжание. Лейла сбросила и набрала еще раз: почти то же самое, но хотя бы не так громко и чуточку слышней, как там, рассаживаясь, двигают стульями пятнадцать человек персонала. Так что контакт на этот раз Лейла обрывать не стала, а, нажав кнопку «громкой связи», положила на место трубку и принялась рассеянно слушать словеса о всяких там добрых намерениях и перспективных развитиях, попутно помечая в блокноте, кому еще можно разослать тот имэйл и не подразумевал ли подручный Зеи под «птицами» «Блюберд»[25]. А также что можно подарить отцу, у которого через месяц день рождения. Когда подошел ее черед говорить, свой отчет она свела к минимуму.

Она уже решила: что толку в который раз перетирать вопрос о поставке, безнадежно застрявшей на бирманской таможне. Не к месту, да уже и не ко времени. За истекшие несколько дней положение резко усугубилось. Профессиональные связи, которые она месяцами лелеяла и взращивала, загибались и рвались одна за другой. Хекль и Джекль все еще промелькивали (она их временами замечала), но уже растворялись за обилием сменяющих друг друга штатских, что, покуривая, топтались на углу возле ее офиса и что-то бубнили в рации размером с ковбойские сапоги, причем делали это не скрываясь. Эти ребята в ответ явно не махали. Аунг-Хла Лейла не видела уже невесть сколько, а когда попыталась расспросить о нем таксистов, те лишь тупо пожимали плечами. Нашелся только один, сказавший: «Вам всего знать не обязательно».

А сегодня утром на мопеде прирулил молодой человек из Министерства иммиграции с извещением, что ее виза через неделю аннулируется и ее нахождение в стране станет незаконным. Получается, «прощай Мьянма, опять привет Нью-Йорк». Непонятно только, кому можно будет довериться в «Руке помощи»; небось бортанут и зарубят все ее проекты, как только прознают, что она политически неблагонадежна. Надо бы еще несколько дней, чтобы продумать стратегию отхода. Хорошо бы, наверное, достучаться до Дах Элис и попросить ее взять курирование проектов «Руки помощи» на себя. Хотя неизвестно, потянет ли она и нужно ли ей вообще сотрудничество со сторонней организацией. Что это ей даст, кроме хлопот?

А впрочем, это же деньги, что ждут своих стипендиатов; медоборудование, что рано или поздно будет вызволено; наконец, компактный, хорошо оборудованный офис. Может, это и есть ее, Лейлы, модель глобального развития: собирать в кучку преимущества и канцелярские принадлежности первого мира и перебрасывать их в третий.

– Лейла, когда нам ждать отчетности по кандидатам на стипендии – скоро? – сквозь завывания эфира донесся голос Тиммикена (то ли Тима, то ли Тома).

Что это на него нашло? Ни по должности, ни по субординации в «Руке помощи» он к этим вопросам никакого отношения не имел – чего суется? Проблемы с ним у Лейлы возникли еще в Нью-Йорке, во время трехдневного тренинга по установке целей и бизнес-ориентированию. Он на нее тогда безответно запал. О нулевом результате Лейла дала ему понять сразу. Но он все лупился к ней так, что аж двери с петель. Куда ни глянь, всюду в ближнем зеркале торчал его острый подбородок. Когда они однажды вместе ехали в такси, Лейла на переднем сиденье читала что-то из скоросшивателя, а он на заднем вертелся ужом и буквально раздвигал локтями сиденья, выставляя вперед все тот же подбородок и свое знание геополитики, коим показно делился с шофером-пакистанцем, который и по-английски-то еле волок, не говоря уж о политике, которая была ему до одного места.