– Вышлю сразу, как смогу, Тэм, – попробовала Лейла слить воедино Тима и Тома в надежде, что хруст и щелчки в трубке скроют этот ее пробел.

Что же такое подарить отцу? Может, удастся раздобыть полное, одиннадцатое издание «Британники» или винтажные «Правила игр Хойла». Или, скажем, «Оксфордский словарь» в комплекте со специальной лупой… Тут до Лейлы дошло, что все со связи уже ушли, и лишь она одна держит линию. Микрофончик громкой связи, более не загруженный конкурирующими людскими звуками, треск и завывания эфирной бездны транслировал необычайно громко.

Через час она была в вестибюле отеля «Экселенц», где на салфеточке при барной стойке находился телефон цвета авокадо. Сняв тяжеленькую, как гантелька, трубку, Лейла взялась набирать номер своего брата Дилана. По прибытии Лейлы в Мандалай «Экселенц» первые недели был ей домом. Здешний персонал ее знал и испытывал к ней симпатию; когда она подошла и указала взглядом на телефон, бармен за стойкой поприветствовал ее улыбчивым кивком.

Отель был зданием в колониальном стиле, обветшалым настолько, что болела душа – еще лет восемь-десять, и всё: дольше не простоит. Лестницы внутри проседали гирляндами, покосившиеся дверные проемы смотрелись уже не прямоугольниками, а параллелограммами.

Каждый след от шаркнувшей ступни, приумножая следы от миллионов ног, за долгие десятилетия проточил здесь желоба не только в дереве порогов, но и в камне ступеней. Лейла присела на стульчик возле стойки и по купленной на улице телефонной карте набрала номер брата. Бармен поднес ей бокал кислющего белого вина.

Дилан точно не знал, означают ли что-нибудь те завывания и шорохи в трубке. Наверное, потому она его и набрала: мандраж и страх он воспринимал критически, и пробить его этим было трудно.

– Они что, просто так не могут тебя выкинуть, если им надо? – спросил Дилан. – Зачем еще и на трубе у тебя висеть? Можно подумать, ты знаешь какие-то там секреты некоммерческой торговли.

– Они это и сделали.

– Что сделали?

– Ну, выкинули.

– Погоди, – насторожился Дилан. – Они тебя что, правда выкинули?

– Ну, типа. Сегодня письмо пришло с извещением. Что через неделю мне визу гасят.

– Ага. Плюс еще те парни на хвосте. – Похоже, Дилан по новой взвешивал тот хруст и шорохи. – Лейла, кому ты там в пиво надудонила?

Ей нравились стилистические обороты братца. Младше Лейлы на шесть лет, из всех Меджнунов он был единственным, кто родился в США, и единственным, кто совершенно не впитал фарси. Мальчишкой он разыгрывал из себя шерифа – космического и полицейского; старый проездной на автобус был у него удостоверением. После школы он даже пробовал податься в ФБР, но на первом же интервью не рассчитал и по неискушенности сболтнул лишку о том, что в старших классах пробовал «колеса».

– Не знаю, – ответила брату Лейла. – Наверное, тому чертову полковнику. А может, и еще кому. Ты читал имэйл, который я тебе посылала?

– Когда?

– С час назад.

– Нет. Я сейчас в магазине, на перерыве.

Ранее Дилан завалил экзамены на юридический факультет и скатился на нечто более прозаическое. Пробыл какое-то время в больнице, затем нескончаемый год жил на антидепрессантах дома, в своей старой комнате. Нынче он более-менее оклемался, но траектория жизненного поприща у него была теперь куда скромней, чем первоначальные устремления. Сейчас Дилан работал на производстве в «Хол Фудсе»[26].

Сайрус и Мариам Меджнун были сильно уязвлены схождением сына с тропы, вехи которой – «страждущий иммигрант – профессионал – состоявшийся гражданин» – служили для них мерилом жизненного успеха. Кстати сказать, именно эта их неприкрытая разочарованность, возможно, и продлевала болезненное состояние Дилана – продлевала и усиливала. А еще раздражала: ведь обе дочери у них абсолютно успешны; женщины, с охотой и желанием готовые подставить плечо своему нерадивому брату. А ведь он мужчина, и все по идее должно быть наоборот.

– В общем, прочти мой имэйл, – сказала Лейла. – Мы можем с тобой поговорить в это же время завтра?

– Без проблем… Лейла, слушай!

– Да?

– Слушай, а чего б тебе домой не вернуться? В смысле, раз уж они все равно тебя пинают.

– Ну, может, и приеду. В смысле, без особой задержки.

– Да нет, я не про то. А чтоб тебе вот так взять и прямо завтра не приехать? Ты там, я чувствую, у них в загоне. А я тут по тебе соскучился. И от матери уже на стенку лезть готов. Знаешь, как она меня называет? Разносчик фруктов.

«Как все-таки помогает сознание того, что по тебе скучают», – подумала Лейла. Что еще так привязывает к земле тех, кто по-настоящему одинок?

– А ты ее домохозяйкой называй, – посоветовала она. Лейла знала все причины, по которым Дилан этого ни за что не сделает, но просто захотелось подбодрить брата этим приколом. Посмешить.

– Угу. – Смешным это ему не показалось. – Последнее время она этим не занимается.

Лейла хотела поинтересоваться, что он имеет в виду, но услышала в трубке скорый напряженный выдох (видно, у брата заканчивалась сигарета, а с ней и перерыв. Где они там в «Хол Фудс» умудряются курить – в мусорном баке, что ли?).

Положив трубку, Лейла призадумалась над словами Дилана: «А чтоб тебе вот так взять и прямо завтра не приехать?» Во всяком случае, сразу же, как только получится? Честно говоря, она над этим не задумывалась. Ей казалось: если на тебя давят – упирайся, дави встречно. Перед дулом, понятно, не стой, но и под угрозой не гнись, не уходи, повинуясь одному лишь принуждению. И если они в самом деле хотят ее выкинуть, то пусть для этого вначале напрягутся. Чтобы после этого хотя б в аэропорт уехать с чистой совестью.

Ну а может, жизнь на самом деле устроена совсем не так? Может, и не нужно так уж яростно сопротивляться? Не окажется ли это в итоге просто бессмысленной гордыней и упертостью: мол, такая вот я крутая? Если да, то получается, все вокруг обман: и твое любимое чтиво про человеческое упорство, и фильмы вроде «Крепкого орешка».

Нед сидел на своем крохотном балкончике, покачиваясь на треснутом пластиковом стуле. В руке у него был стакан с виски, в зубах сигарета, первая за две недели. Над подернутым грязноватой вечерней дымкой городом низко висел мутно-малиновый шар закатного солнца, темным своим пламенем озаряя далекую реку. Чувственное удовольствие от сигареты мешалось с пораженческим угрызением совести от нее же. В голове плыло.

Свою родословную Нед вел от прославленной линии оперативников американской разведки. Один его далекий, но прямой предок шпионил на самого Джорджа Вашингтона – в Нью-Йорке, в былинные годы Войны за независимость. Дед служил в Управлении стратегических служб, удостоившись там статуса легенды за то, что однажды сразился на кулаках с членом советского Политбюро. И если сейчас славные пращуры взирали на него, своего потомка (Нед плеснул чуток из стакана на бетон возле своих ступней – жертвоприношение вперемешку с извинениями), они точно не одобряли того, что сотрудник 5-го уровня ЦСС в форме Найджела Смита вытворял нынче с Лейлой Меджнун.