– Я еду фактически голая, – игриво сообщила я Диме, когда он в очередной раз позвонил узнать, где я пропала.

– Жалко, что меня нет рядом.

– Я же к тебе еду. Так что ты еще успеешь получить от этого удовольствие.

– Не ко мне, а к нам. Жду. Давай быстрее.

В телефоне послышались гудки и я уже ехала по нашей подмосковной Швейцарии, открыла окно, сделала потише кондиционер и закурила последнюю, перед встречей с Димой, сигарету...

Очнувшись от воспоминаний я, уже теперь реально, закурила. Оставалось совсем немного до «фермы». И я вдруг отчетливо поняла, осознала, причем без какой-либо горечи и какого-либо сожаления, что Дима ни разу не посмотрел на меня так, как Леша.

Я для него не была открытием.

Все газеты – «КоммерсантЪ», «Ведомости» и «РБК» – сообщали о выведении акций Диминой компании на рынок IPO. Это было знаково. И очень значительно. Я, перелистав подшивки в библиотеке на «ферме», снова почувствовала тоску. Жизнь, как нарочно, тыкала меня носом в больное прошлое. Дима незримо присутствовал рядом со мной, напоминая о себе.

Я знала, что не нужно вспоминать то, что ты хотел когда-то запомнить. И все равно вспоминала и вспоминала. Конечно, это очень даже непросто – отыскать и сказать себе правду о себе же. Ведь что-то же во мне было такое, чего не смог понять или разглядеть Дима. «Скажи мне, милый, что тебе я сделала», – выплыла откуда-то знаменитая строчка.

В библиотеку вплыла Земфира Андреевна.

– Доброе утро, я только что из-под лимфодренажа. Надо, знаете ли, глотнуть чего-нибудь духовного. На газеты взглянуть. Мы с Егором Яковлевичем всегда начинаем день со свежей прессы.

– Земфира Андреевна, – ответив на приветствие, обратилась я к ней. – Вы не припомните, что за дама была с Дмитрием Стояновым, когда вы вместе ужинали в «Павильоне»? Уверена, от вашего внимания она не ускользнула. Ведь вы назвали ее «очередной»?

– А я такая. У меня на этот счет не заржавеет. Стоянов бабник известный. Он всех своих «новых» невестами называет. Известное дело... – оживилась и раскраснелась от этого оживления Земфира Андреевна. – Хотите, я ее вам сейчас покажу? Мне Егор Яковлевич всегда свежие фотки с курьером присылает. Сами понимаете, мы люди известные, только за порог – папарацци тут как тут. Вот я сейчас, сейчас... – Она двумя руками стала рыться в своей огромной лакированной сумке от YSL. – Вот они, любуйтесь... – Земфира Андреевна веером раскрыла передо мной цветные глянцевые фотографии.

Я увидела лицо Димы... такое знакомое... и родное... Мне даже почудилось, что я слышу запах его духов, его неизменных Zegna Sport.

– Это мы с Егором Яковлевичем, – наклонилась ко мне Земфира Андреевна, сообщая своим дыханием о недавно принятом горячительном. – А это вот очередная... Я не запомнила, как ее звать. Мне оно не нужно. Сериальная актриска... По-моему, ничего особенного. А?

– На вкус и цвет... – выдавила я, делано улыбаясь. – Нет-нет, что-то в ней есть...

Я еще раз внимательно пробежалась глазами по светлым, гладко зачесанным назад волосам, по красиво уложенному пучку над изящной шейкой, по ее глазам, улыбке и очевидной, еще не затасканной молодости. Дима что-то протягивал ей, поднося ко рту на ложечке, и она, раскрыв его, почему-то зажмурилась.

Я вспомнила. Я видела ее в Gold’s Gym’е. В спортзале. На Стадионе юных пионеров. Мы даже изредко шагали с ней по параллельным дорожкам. А теперь, видимо, пошли по одной, след в след.

– Сеанс окончен? – спросила Земфира Андреевна.

– Окончен, – сказала я. – Спасибо. Просто было интересно... – На кого Дима променял меня, но этих слов я не договорила. Они, горькие, так и остались на языке.

Я не сразу отыскала в своих вещах абонемент в Gold’s Gym, а найдя, сказала Машке, что мне надо в город по делам и что к обеду я, наверное, не успею.

Что, какая-то неволя тащит нас, женщин, когда мы встревожены и как бы запряжены в тревогу? Ведь все это бесполезно, поезд ушел, оставив после себя на пустом перроне багаж с воспоминаниями. Теперь, задним числом, понимаешь, что было сделано не так. Только продуктивно ли оно, это поздно пришедшее понимание? Почему от него становится еще более тоскливо и щемит на душе?

Вот под таким вот примерно тягучим соусом я проварилась до самого спортзала, где конечно же не нашла и не встретила ту, которую теперь кормил с ложечки мой Дима.

По привычке я выпила в баре грейпфрутовый сок, ко мне ненадолго подсел знакомый тренер. Спросил, что это я так долго не появляюсь в клубе. Я сказала, что лень. Это, во-первых, а во-вторых, нет времени.

– Все как у всех, – сказал Сережа, так звали тренера. – Хотите анекдот? В тему...

– Хочу, – ответила я.

– Летят два кирпича. Один прямо, другой тоже направо. У вас, я вижу, нет настроения. Вам бы сейчас пропотеть на дорожке, да в сауну, а потом в бассейн.

– Нет, – сказала я Сереже. – В другой раз. Мне, как тому кирпичу, направо.

В холле спортзала, запихивая себя в пальто, я абсолютно случайно стала свидетельницей чего-то, наверное, страшного. Не по мобильному, а по обычному телефону-автомату разговаривала совсем еще молодая симпатичная девушка-женщина. Ее подрезанные до желобка на шее светлые волосы были прихвачены сзади резинкой, отчего получившийся хвостик торчал как-то наивно и мило. На ней была белая адидасовская рубашка с молнией по груди, и такие же белые, с застежками под коленями, капри.

– Ты только что оттуда? Ну?.. Результаты анализов готовы? Мама, пожалуйста, ты знаешь меня... Ну чего ты?.. Говори, мамочка... Алло! Не молчи. Я ведь не плачу... Что? Очень плохие? Очень? – Девушка-женщина отняла трубку от уха и зачем-то посмотрела на нее. Снова приложила к уху. – Мамочка... мам... не надо... Я так и знала...

Я увидела, как по ее щеке, высвеченной изнутри ярким румянцем, зазмеилась мокрая дорожка.

Уже на самом въезде на «ферму» в Vertu позвонила администратор:

– Вы где?

– На парковке.

– Подождите меня в машине, вам посылка. Передам ее, а сама в КЛАЗКО. Две секунды...

– Жду.

Администратор протянула мне в окно какую-то коробочку, улыбнулась и быстрым шагом направилась к своему «опелю». Я вскрыла посылку. Внутри ее была еще одна бархатисто-синяя коробочка, совсем небольшая. Я приподняла тугую крышечку. Из-под нее так и брызнуло светом колечко. А на крохотном клочке бумаги я прочитала: «Конец первой серии».

Когда я вошла в нашу с Машкой комнату, она, вся сияющая, с влажными от радости глазами, кинулась ко мне:

– Ты посмотри, посмотри! Что мне Леша прислал! – Она протянула мне точно такую же бархатисто-синюю коробочку. В ней, переливаясь, тоже светилось кольцо. – Обалдеть! Ты представляешь, от Grisigino!

– Он что-нибудь тебе написал?