– Единые со всем миром.

– Познавшие себя.

– С браслетиками и ленточками, дети-цветы.

– Они даже не слушают регги.

– Хуже всего, им нельзя доверять.

– Точно.

Ребенок перестал пританцовывать у телевизора, вскарабкался на колени к Спенсеру и дернул за один из волосяных колтунов, сбросив с головы раввина ермолку. Инвалид выронил лупу и включил сирену:

– Жи-и-и-и-ид!

Все смотрели на Спенсера, ожидая, что тот взорвется, как граната террориста, брошенная в толпу ни в чем не повинных граждан. Джорди подобрал вязаную шапочку и поковылял к отцу.

– Это еще что? – спросил Уинстон, бросая ермолку обратно Спенсеру.

– Этот ниггер – жид! – сказал Фарик.

– Я сам могу за себя говорить, – заметил Спенсер, возвращая форму вывернутой шапочке. – Действительно, я принадлежу к иудейской вере. Более того, я еще и раввин. Но какое отношение моя религия имеет к способности помочь советом проблемному подростку?

– Подростку? – гаркнул Уинстон.

– Уинстону Фошей, – Спенсер нетерпеливо взмахнул бумажкой с адресом. – Мальчику, для которого я должен стать Старшим братом.

– Уинстон – это я.

Спенсер наклонился вперед.

– Что, простите?

– Ты все слышал, жидок: он Уинстон Фошей, твой Младший брат.

– Расслабься, Фарик. Послушайте, ребе, я понимаю, что вы не ожидали увидеть ниггера под полтораста кило весом, но я позвонил в программу «Старший брат», потому что мои дела, моя жизнь… запутались. Я увидел рекламу и решил, что мне нужен Старший брат, кто-то вроде отца.

– «Вроде отца», – хохотнул Фарик.

– Умолкни, Плюх! – Иоланда швырнула в Фарика щетку для волос, которую тот мастерски отбил костылем.

Спенсеру открылся масштаб задачи, на которую он подписался. Перед ним сидел молодой необразованный чернокожий весом в два раза больше его, собравшийся найти путь в закрытое общество, в которое в какой-то момент решил войти.

По сравнению с этим обязанности раввина были сущим пустяком. Даешь тринадцатилетнему мальчику текст, переписанный английскими буквами, тот читает его на своей бар-мицве, считает денежки и перепрыгивает во взрослую жизнь. Спенсер не был уверен, что готов научить кого-то ответственности за самого себя. Джорди, вернувшийся к телевизору, приседал и поднимал в воздух кулачки, яростно подражая рэперу на экране.

– Ничего страшного, мистер Трокмортон. Можете идти, – Уинстон подошел к входной двери. – Извините, что потревожили, но я решил, что вы мне не нужны. Прошло уже почти две недели с тех пор, как я звонил «Старшим братьям Америки», и я пере… передумал иметь дело со Старшими братьями.

Спенсер собрал вещи и подошел к выходу, мысленно прощаясь с Пулицеровской премией. Его даже немного задело, что человек вроде Уинстона отказывается от его помощи.

– В каком смысле «вы мне не нужны»?

– У нас нет ничего общего.

– Откуда вы знаете?

– Это же в вашей машине, когда вы подъехали, играла песня про Винни Пуха? Какая-то ерунда о подсчете пчел и погоне за облаками?

– Да, Логгинс и Мессина, «Дом на Пуховом углу».

Уинстон почесал шею.

– Мы из разных миров, ребе. Плюс, мне кажется, я взрослее вас.

– Прошу прощения?

– Послушайте, возможно, по годам вы и старше, но по сравнению с вами у меня все на мази. У меня жена, ребенок, золотая рыбка.

– Я думал, эти люди – ваши брат и сестра. Вы женаты? А где кольца?

– У нас нет колец, потому что этот жирный скупердяй заявил, что не верит в обручальные кольца.

– Именно. Обручальные кольца – символ материального чего-то там или наоборот.

– Клянусь, иногда я эту мисс Номуру убить готова, – пробормотала Иоланда, массируя виски. – Да и свадьбы, в общем-то, не было, мы поженились по телефону.

– Как это?

Уинстон вовсю выпроваживал Спенсера, благодарил напоследок, но Иоланда попросила Спенсера присесть, а Фарика отправила на кухню, чтобы тот принес выпить. Спенсер вернулся в кресло-качалку.

– Мы толком и не познакомились. Я Иоланда, жена Уинстона; это наш сын Джорди; придурок-антисемит, который сейчас притащит упаковку пива в зубах, – Фарик.

Фарик вышел из кухни, удерживая пиво на голове. При ходьбе он вилял бедрами, насколько позволяли его кальцинированные суставы.

– Смотрите, я несу пиво по-африкански! Баба-лее. Тада-лее буу-бу-бу. В переводе – ни хрена я не буду таскать в зубах, как сраная собака. Я афроцентричен от и до. Вам стоит брать у меня уроки африканскости, потому что я эпицентр афроцентризма.

Иоланда схватила бутылку с головы Фарика, сбила крышку о Фариков костыль и передала пиво Спенсеру.

– Блин, ну зачем так делать, можно же открутить.

– Я знаю.

Пресный солодовый напиток явно не был похож на траппистские эли, которые предпочитал Спенсер, но он поблагодарил за угощение. Фарик и Иоланда продолжали перебранку, Спенсер сделал несколько глотков из бутылки. С каждой порцией его лицо краснело и становилось горячее. Внутренний разогрев в сочетании с топочной жарой невентилируемой квартиры вызвал у него ощущение, будто он, как Плиний Старший, несется навстречу извержению Везувия. В семье Фошей Спенсер видел уникальный сюжет, такие попадаются раз в жизни. Он решил вернуть Иоланду к ее повествованию.

– Так вы говорили, что поженились по телефону?

– Да, этот придурок…

– Ланда, ему это неинтересно.

– Уинстон женился на мне, будучи в тюрьме. Ему запретили свидания, и он позвонил мне на работу. Я на девятом месяце беременности, он весь такой влюбленный типа: «Давай поженимся, зай». – «Когда?» – «Сейчас. Мне тут подкинули телефон священника, который по-быстрому женит зэков. Твой телефон может подключить второй разговор? Позвони по этому номеру». Бум – и мы женимся за доллар девяносто пять минута. И вы знаете, что этот идиот сказал вместо «Да»?

– Нет, расскажите.

– Когда священник спросил: «Берешь ли ты эту женщину в законные жены, чтобы беречь и поддерживать ее и так далее», он ответил: «Ну чо, она первая баба, с которой я дольше двух менструальных периодов, так что хуй с ним».

– Хуй с ним?

– Не успела я опомниться, как оказалась замужем, и этот ниггер делает мне чмоки-чмоки по телефону.

– Чудесно.

– Ребе, у вас есть женщина? – спросил Уинстон.

– В смысле жена? Нет.

– Ну девушка-то есть?

– Да, есть.

– Черная?

– Конечно, – уверенно ответил Спенсер, не делая акцента на том, что его подруга, Натали, не совсем тот человек, которого парни в футболках у подъезда сочтут «реальным ниггером».