«Хорошо, что хоть Разбойница и Эхо в безопасности», – пронеслось в голове у Гиласа. И тут он заметил Пирру. Она сидела неподалеку от него, связанная, растрепанная и ужасно рассерженная.

– Они не причинили тебе вреда? – спросил он.

– Нет. А тебе?

Гилас покачал головой.

– Кто эти люди?

– Сейчас разберусь, а ты не встревай. Они по-акийски не понимают.

Похитителям не понравилось, что пленники говорят между собой на непонятном языке, и стоявший впереди тощий мужчина (должно быть, вождь) рявкнул на кефтийском, обращаясь к Пирре.

Девочка что-то резко выпалила в ответ. В толпе заахали, но тощий мужчина только фыркнул.

Как и все кефтийцы, он чисто выбрит. Вождь кривит губы, будто попробовал что-то невкусное. Маленькие пылающие глазки глядят на Пирру с неожиданной злобой.

По приказу вождя одна из женщин нехотя развязала Пирре руки. Девочка тут же вскочила и разразилась гневной речью.

– Теперь нам уж точно несдобровать, – вполголоса заметил Гилас.

– Сказано тебе – не встревай, – шикнула Пирра.

Наблюдая, как девочка на все корки распекает похитителей на своем гортанном наречии, Гилас будто увидел ее в первый раз. Маленькая, худая, одежда перепачкана в грязи – и все же сразу ясно, что перед тобой дочь Верховной жрицы. Повелительный тон, прямая осанка, даже шрам в форме полумесяца – все это выделяет Пирру из толпы.

Но Гилас чувствовал, как она напугана.

* * *

– Кто вы и как вы смеете так со мной обращаться? – спросила Пирра самым властным тоном, на какой была способна.

– Придержи язык! – бросила женщина, развязавшая ей руки.

– Молчи, Танагра, – осадил ее крепкий мужчина с крупным лбом и будто сплющенным носом. – Нельзя так разговаривать с дочерью Яссассары.

– А как еще с ней разговаривать, Девкарьо? – вмешался тощий вождь и, обращаясь к Пирре, велел: – Ты должна оказывать мне почтение, девчонка!

– Кто ты такой? – потребовала ответа Пирра.

– Меня зовут Сидайо, и я здесь вождь, – объявил тощий, искоса глянув на коренастого Девкарьо. – Я служил водоносом в Доме Богини, но родился я не здесь, а в Тусити. Здесь почти все оттуда. Мы ловили рыбу и возделывали землю. А теперь живем в Горах, пасем скот и еле-еле концы с концами сводим.

– Тусити? – переспросила Пирра. – Это ведь на побережье?

– Да, раньше наш дом был там, – с горечью произнес Сидайо. – А потом пришла Великая Волна.

– Мы поклонялись Морю, потому что так нам велели жрецы, – подхватила женщина, Танагра. – А теперь мы близко к нему не подойдем. Вот почему мы бежали. Мы никогда туда не вернемся.

– Море забрало у нас все, – продолжил Сидайо. – Оно затопило нашу деревню. Весь урожай сгнил. Море разбило вдребезги лодки, сорвало с нас одежду. Чтобы не ходить нагишом, пришлось раздевать мертвецов.

– Оно забрало моих детей, – с яростью произнесла Танагра. – Даже не оставило их тела, чтобы я могла их похоронить. Пусть жрецы говорят что хотят, но больше я Морю поклоняться не стану!

Пирра нервно сглотнула:

– Вы так говорите, будто я во всем виновата…

– Ты дочь Яссассары, – произнес Сидайо так, будто уличил ее в преступлении. – Она сговорилась с Воронами…

– Верховная жрица не знала, что они замышляют, – возразила Пирра.

– Но она с ними сговорилась! – повторил Сидайо. – Из-за нее на Кефтиу обрушилась Великая Волна, из-за нее Солнце скрылось, из-за нее весна не наступит!

Из толпы донеслись сердитые крики; люди потрясали оружием, глядя на нее. У Пирры вскипела кровь. Она должна выступить в защиту матери. Да, Яссассара была хладнокровной и суровой, она не испытывала любви ни к одному живому существу на свете, но Кефтиу любила и готова была жизнь отдать за родной остров. Яссассара не заслужила этих обвинений.

– Как вы смеете так говорить о моей матери? – процедила сквозь зубы Пирра. – Вы даже не представляете…

– А теперь и ты туда же! – перебил Сидайо. – Явилась сюда с желтоволосым чужеземцем, привела за собой Воронов!

И снова стиснутые кулаки и гневные выкрики.

– Ты что им наговорила? – волновался Гилас. – Что они кричат?

– Думали, в Горах заживем спокойно! – продолжил Сидайо. – Моря тут нет, Чумы нет! Но теперь из-за тебя сюда нагрянули Вороны! Мы видели, как они сожгли Така Зими! Вороны идут за тобой по пятам, нам пришлось спрятаться в пещерах…

– Пирра, что они говорят? – не сдавался Гилас.

– Винят мою мать во всех грехах, – ответила девочка на акийском. – И нас тоже, потому что Вороны пришли сюда за нами.

– Только послушайте, как она болтает с чужеземцем на его варварском языке! – визгливо вскричала Танагра. – Кто знает, какие козни они замышляют?

Не удержавшись, мужчина по имени Девкарьо вскочил на ноги.

– Прекратите сейчас же! – взревел он.

В пещере стало тихо.

Одетый в потрепанные козьи шкуры, с войлочной шапкой на голове, Девкарьо явно привык стоять в толпе и слушать, а не произносить речи самому, но в его мощной фигуре чувствовалась сила, притягивавшая к себе взгляды.

– Эта девочка – дочь Яссассары! – воскликнул он. – Дитя Верховной жрицы, подарившей Кефтиу восемнадцать лет мирной жизни и процветания! Обращаться с ней подобным образом – позор для нас всех!

Несколько человек опустили головы, но Сидайо лишь скрестил руки на груди и фыркнул.

– Мы должны не оскорблять ее, а прийти ей на помощь! – продолжил Девкарьо. – И может быть, тогда она сделает то, что оказалось не под силу ее матери, – вернет Солнце!

– Кто, эта малявка? – усмехнулся Сидайо. – Скорее наш ручей в вино превратится!

В толпе раздались смешки, и Пирра покраснела.

– Сейчас надо решать, что делать с Воронами, – продолжил Сидайо. – Предлагаю вот что. Мальчишку отведем на Гору и там оставим. Что с ним будет – не наша забота. А девчонка останется у нас в заложницах. На крайний случай передадим ее Воронам, и они нас не тронут.

Раздались одобрительные выкрики. Поняв, что толпу ему не переспорить, Девкарьо с осуждением покачал головой.

– Вы не можете так поступить, – сорвалось с губ у потрясенной до глубины души Пирры.

– Что они говорят?! – вскричал Гилас.

Девочка на акийском объяснила, что происходит. Гилас слушал ее с непроницаемым видом. Потом встал со связанными руками.

– Переводи, – велел он Пирре и повернулся лицом к толпе.

Светлые волосы и прямой ликонианский нос безошибочно выдавали в мальчике чужеземца, но его лицо выражало решимость. От Гиласа исходила какая-то не совсем оформившаяся сила, заставившая всех его слушать.