которое обычно привязано к объектному удовольствию; если мазохизм – хранитель жизни является защитой от внутренней разрушительности, блокируя влечения к смерти, смертоносный мазохизм, значительно усиливая эту защиту, может привести субъект к смерти, поражая нормальное функционирование либидо и самосохранение; в этом случае также можно думать о психической анорексии.

5) В том же контексте прогрессивного отказа от объекта, необходимо пересмотреть первичную проекцию, которая формирует объект. Так, мазохистическое сверхинвестирование возбуждения, которое происходит в первичном дистрессе, делает менее необходимым поиск удовлетворения через галлюцинаторное удовлетворение желания; в этом случае будет ощущаться богатство фантазматической жизни субъекта и формирование внутреннего объекта, который находится в самом центре фантазмирования. То же самое происходит при проекции «плохого» вовне, с теми же последствиями для внешнего объекта. Мазохистическое сверхинвестирование возбуждения имеет своим следствием нечто вроде дезаффектации других форм защит, в первую очередь и главным образом проекции. Отсюда вытекает пятое определение смертоносного мазохизма, которое кажется нам самым фундаментальным: это такой мазохизм, который из всех сил старается сделать ненужной проекцию и посредством этого любую связь с объектом; он обеспечивает основу защиты против внутренней разрушительности и оставляет мало места для проекции. Когда Фрейд говорит, как мы помним, что «большая часть» влечения к смерти направлена-проецирована вовне посредством либидо, он определяет, как мы полагаем, нормальную невротическую структуру. Роль такой «пропорции» является капитальной: когда она меняется, тогда роль мазохизма становится решающей по отношению к проекции, по мере этого изменения мазохизм сам меняется из мазохизма жизни в мазохизм смерти.

6) Сейчас становится ясной капитальная роль, которую играет садизм в дифференциации мазохизма-хранителя жизни от смертоносного мазохизма. Речь идет не столько о садизме «непосредственно на службе у сексуальных влечений», сколько также о садизме в более широком смысле, включающем «влечение к разрушению», «влечение к овладению» и «волю к власти» (Freud, 1973b, p. 291)[31]. Часть садизма при таком понимании термина остается господствующей в экономии садомазохизма, как в случае проекции по отношению к сплетению влечений: инверсия этой «пропорции» из-за массивной интроекции садизма является знаком формирования мазохизма, который становится смертоносным; из этого исходит фундаментальное, по нашему мнению, значение садизма как защиты от мазохизма вообще и от смертоносного характера мазохизма в частности. Можно задаться вопросом о том, что, возможно, это господствующее положение садизма по отношению к мазохизму в невротических случаях заставило Фрейда говорить достаточно долгое время, что садизм является первичным по отношению к мазохизму.

в) Описывая интроекцию садизма и его трансформацию в мазохизм[32], мы дошли до сложного вопроса формирования смертоносного мазохизма, или, если быть более точным, начала процесса, который трансформирует мазохизм жизни в мазохизм смерти. Для этого необходимо вернуться к описанию мазохизма – хранителя психической жизни. Именно первичное мазохистическое ядро, постоянное в Я, делает переносимым возбуждение, вызванное объектом и обеспечивает, таким образом, внутреннюю непрерывность: именно это позволяет развиваться невротическим механизмам защиты и внутренней работе и препятствует также тому, чтобы возбуждение стало (за некоторыми исключениями) травматичным, и тому, чтобы разрядка не стала грубой, «опустошающей» (= тенденция к истощению возбуждения). Один и другой – они не могут формировать далее точки разрыва-прерывания психической жизни. Мы полагаем, что это не случай психотиков вообще, а только некоторых из них, тех, которые являются субъектами с непереносимым возбуждением и грубыми разрядками: речь идет о том, что мазохистическое ядро Я, установившееся первично, не выполняет у них своей роли. Мы думаем, что с точки зрения мазохизма психоз характеризуется значительной дисфункцией первичного мазохизма, ядра эрогенного мазохизма Я. Парадоксально то, что у них мы обнаруживаем более характерные формы эрогенного (смертоносного) мазохизма, в частности, при небредовых психозах, особенно при психической анорексии. Как можно объяснить этот парадокс и в связи с этим формирование смертоносного мазохизма? Нам кажется, что эрогенный мазохизм, который мы констатируем, согласно симптомам, является вторичным мазохизмом и что эти психотики используют его лишь для того, чтобы заполнить недостаток первичного мазохизма. Это своего рода попытка излечения» в аналитическом смысле слова, сравнимая с такой попыткой других психотиков, которым удается такое излечение благодаря бреду, творению бредового нового объекта, призванного заполнить пробелы формирования первичного объекта. Эта попытка «исцеления» первичного мазохизма посредством вторичного мазохизма возможна из-за идентичной природы обоих. Мы предлагаем гипотезу, согласно которой эта попытка «исцеления» посредством вторичного мазохизма является константой, которая обнаруживается в различных структурах, но которая, прежде всего, характерна для психотиков (особо для небредовых психозов), а не для невротиков, и это зависит от степени дисфункции первичного мазохизма, значительного у одних, не выраженного и преходящего у других. Таким образом, преходящий моральный мазохизм, как, впрочем, и легкие, и также преходящие негативные терапевтические реакции, являются правилом для анализа невротиков, они относятся к порядку вторичного мазохизма. Мы пытались понять эти преходящие мазохистические реакции (особенно моральный мазохизм) как относящиеся к области мазохистических перверсий (вторичный мазохизм); невротик обращается к ним в тех случаях, когда невротические защиты недостаточны для того, чтобы справиться с чувством вины, когда он не способен иначе удерживать невротический континуум (см. вторую главу).

Преходящие реакции морального мазохизма у невротиков далеки от прочного эрогенного мазохизма при психической анорексии (или у суицидальных психотиков), мы полагаем, что тут мы имеем дело с двумя крайностями сложной иерархии форм вторичного мазохизма. При психической анорексии мазохистическое инвестирование возбуждения из-за чувства голода («оргазм от голода») и отказ от объектного удовольствия и в итоге от самого объекта характерны для смертоносного мазохизма, как нам показали Э. и Ж. Кестемберг (Kestemberg, Decobert, 1972).

Однако мы за даемся вопросом, не существует ли так же другой аспект, имеющий отношение к влечению к смерти и к его связыванию – вследствие интенсивного момента возбуждения, особо непереносимого, мазохистическое ядро Я оказывается в опасности и вместе с ним само Я, следовательно, появляется опасность разъединения влечений; чтобы справиться с такой опасностью разъединения влечений (распада мазохистического ядра), Я вновь интроецирует садизм и превращает его во вторичный мазохизм. Однако вторичный мазохизм не является всегда одной и той же природы: он может оставаться объектным, следовательно, хранителем жизни, но также он может превращаться в смертоносный мазохизм. При первой из этих двух возможностей, в процессе превращения садизма во вторичный мазохизм, объектное инвестирование сохранено, мы обнаруживаем садистический объект. Действительно, в статье «Влечения и их судьбы» Фрейд показывает, что после того, как объект был заменен собственной личностью (стадия аутосадизма, отраженного садизма), находится вновь другое лицо, которое берет на себя роль садистического субъекта; речь идет о мазохизме:

«а) Сущность садизма состоит в принуждении, в проявлении силы по отношению к