Ана сглотнула, стараясь вытеснить комок боли, который встал у нее в горле.

– Ты нашел ее?

– Нет, – нахмурился Бастьен. – Разве ты не помнишь? – Ана покачала головой. – Ты не помнишь, какой хаос начался после возвращения отца и Лили пару часов спустя?

– Помню, но… – Ана была потрясена. – Ты хочешь сказать, что это случилось, когда твоя мама попыталась?..

– И ей это почти удалось. Врачи сказали, что еще полчаса – и она была бы мертва.

– Но как?

Она вспомнила грустную, сломленную Соланж Хейдекер. Ана спряталась от криков в одной из гостевых комнат. Неожиданно дверь открылась и в комнату вошла Соланж. Она заметила Ану.

– В какой комнате живет твоя мама, девочка моя? Покажи мне, – попросила она.

Ана провела Соланж в комнату матери и стояла в дверном проеме, пока та обыскивала ее. Наконец Соланж упала на кровать.

– Мне немного не по себе, дорогая. – Она грустно улыбнулась. – Попроси, пожалуйста, экономку принести мне что-нибудь от головной боли…

Ледяные когти ужаса сжали сердце Аны, ее взгляд затуманился, голова закружилась.

«Нет! Нет, нет…»

– Ана! – услышала она голос Бастьена.

Ее тело окоченело, а сердце, казалось, готово было остановиться. Бастьен схватил ее за плечи, но даже сильная встряска не могла рассеять мрачный туман.

Что она наделала? Господи, что она наделала?!

– Ана, что случилось?

Мысль о том, что она является причиной его страданий, разрывала ей сердце. Это по ее вине он стал ожесточенным циником.

Слезы рекой полились из глаз.

– Прости меня, Бастьен.

– За что?

– Твоя мать… Она не пыталась покончить с собой… Таблетки дала ей я.

Бастьен побледнел:

– Это невозможно, Ана. Она приехала в Вербье с целью… – Он замолчал.

С болью в сердце она продолжила:

– Тебя не было в доме. Ты прятался в беседке. Твоя мама попросила меня взять таблетки от головной боли у экономки. А у Лили на столе всегда стоял пузырек с таблетками. Она говорила, что это средство от головной боли. О боже, я не… я не могла прочитать этикетку. Я дала их твоей матери…

– Сколько таблеток она приняла?

– Не помню…

Бастьен оттолкнул ее, встал и подошел к окну.

– Боже мой!

– Прости меня, – прошептала Ана.

– Все это время я думал, что… – Он замолчал, сжав кулаки.

– Я так виновата…

Он подошел к ней и взял за руки.

– Прекрати. Тебе было восемь лет, и ты не умела читать. Ты не имеешь к этому никакого отношения. Это все она… она…

Ана была готова предложить ему что угодно, лишь бы облегчить боль, но именно она была причиной этой боли.

– Пусти меня, Бастьен.

– Ты хотела поговорить, поэтому мы будем разговаривать.

– Больше не о чем говорить. Я разрушила твою жизнь…

– Нет, черт возьми!

– Ты не сможешь сказать ничего, что заставило бы меня простить себя. – Ана бросилась к двери.

Поднявшись в свою комнату, она рухнула на кровать и зарыдала навзрыд.

Это она была виновата в трагедии Соланж Хейдекер. Это она разрушила жизнь Бастьена!

Любовные связи отца сделали Бастьена жестоким, но именно отказ матери от сына и попытка суицида добили его. А когда он узнал, что шестнадцать лет ненавидел свою мать за то, чего она не делала, его душевное равновесие поколебалось. Ана увидела глубокий шок на его лице, когда он осознал это.

Разве сможет Бастьен простить ее?

На следующее утро Ану разбудил стук в дверь. Когда она с замиранием сердца открыла ее, перед ней стояла Шанталь.

Не Бастьен.

– Доброе утро, мадемуазель. Приехала съемочная группа.

– Хорошо, спасибо, – пробормотала Ана, облизывая губы, ставшие солеными от слез.

Она заметила пристальный взгляд Шанталь. Ана не разделась перед сном и все еще сжимала в руке носовой платок, которым пользовалась ночью.

– Бастьен… уже проснулся?

Шанталь покачала головой и сухо ответила:

– Нет. Месье… он уехал прошлой ночью.

Ана испытала такую острую боль, что ей пришлось обхватить себя руками.

– Когда он вернется?

Домоправительница пожала плечами.

Бастьен лишил ее возможности молить о прощении.

Слезы снова защипали глаза Аны, но она смахнула их и сделала глубокий вдох. Он уехал, и она ничего не может изменить. Зато она способна приложить максимум усилий, чтобы довести рекламную кампанию до совершенства. Это в ее власти.

С трудом дойдя до ванной, Ана разделась и приняла душ.

В замке началась бурная деятельность. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Ана с готовностью погрузилась в этот хаос. Она помогла разгружать аппаратуру и размещать команду в отведенных ей комнатах. Она была готова на все, лишь бы заполнить пустоту в душе, угрожающую сокрушить ее каждый раз, когда она думала о Бастьене.

На ее телефон пришло сообщение. Надеясь, что ей пишет Бастьен, Ана открыла его, однако обнаружила, что Лили желает ей удачных съемок.

Еще больше ее сбило с толку появление юриста из местной фирмы. Бастьен нанял его накануне и попросил составить новый контракт. Срок его действия был сокращен до двух месяцев. С замиранием сердца она подписала документ.

– Ана, вот ты где!

Она обернулась и увидела режиссера, Робина Грина.

– Слушай, твой несчастный вид отлично подойдет для съемки внизу, где ты встречаешь своего принца после семи лет разлуки. Однако он совсем не годится для съемок в башне. Запомни: это место, где любовь наконец восторжествует. Я хочу увидеть сияние, восторг и незабываемую страсть. Договорились?

Ана кивнула, хотя в глубине души не понимала, как она сможет изображать любовь, если ее душа страдает.

Пока ей делали прическу и макияж, она размышляла, что делает Бастьен и удалось ли ему справиться с ошеломляющей новостью, которую она обрушила на него.

Ее эмоции были на пределе, когда два охранника, приставленные к бриллиантам, шагнули вперед. Бриллианты, отобранные для съемок первой сцены, были ослепительны. Ане доводилось позировать во множестве разнообразных украшений, но драгоценности из коллекции Хейдекера были неподражаемы.

Ана задержала дыхание, когда на ней застегивали ожерелье. Бриллианты, обрамленные платиной, заиграли на фоне длинного ярко-синего платья. Даже искушенные визажисты застонали от удовольствия. Следом за ожерельем она надела каплевидные серьги.