– Холодильник включи, розетка справа. В этом белом гробу кроме фреона давно никто не живет, даже дохлые мыши. Сегодня поселим туда твои харчи.

Они стояли посередине квартиры с дымящимися кофейными чашками и смотрели друг на друга. С радостью и тревогой. С какой-то жадностью, словно давно искали друг друга и вот, наконец, нашли. Такие разные, разделенные четырьмя десятками листопадов. И такие одинаковые, навеки окольцованные магическим кругом манежа, где возраст, как принцип, отсутствует. С похожим чувством юмора, жизненной энергией и безудержной детской романтикой.

– Почему вы не женитесь?

– Уже раз попробовал, ты знаешь. Вот так хватило! – Художник провел ладонью над головой. – На других тоже насмотрелся. Еще то зрелище! Аттракцион с хищниками…

Все наши жизни отягощены прошлым: разведенными мужьями-женами, вечно чего-то требующими детьми, ждущими наследства, а ты в их планы не вписываешься. Начинается мышиная возня. Я не хочу воевать ни с прошлым, ни с настоящим. Ни со своим, ни с чужим. Не хочу тратить время и свою оставшуюся жизнь на… жизнь, в бытовом ее понимании. С ними, – Художник кивнул на штакетник своих картин у стен, – мне спокойней. Молчат. Не предадут, не продадут. Это делаю я… – Он криво усмехнулся. – Ради той самой жизни, в бытовом ее понимании.

Все, что с нами происходит, мой дорогой Пашка-друг: события, новые люди – это путь. Чтобы ты мог осознать, что тебе по-настоящему нужно, а чего лучше, чтобы не было. Мы стоим перед выбором. Каждый день, каждую секунду. Каждый раз ты выбираешь свой путь. И никто, кроме тебя. Что остается – то и твое. Ты, главное, не бойся прощаться с тем, что не делает тебя счастливым и не доставляет радости…

Мое сердце теперь живет в мажоре. Оно снова бьется, а не дрыхнет в ожидании финального аккорда жмур-команды лабухов. Жизнь у меня, если не вдаваться в подробности, получилась симпатичная. Даже красивая. Ощущение, что в ней опять появился смысл. Какой, пока еще не знаю… Хм, мне в последнее время почему-то постоянно хочется плакать! Старею, что ли?

– Это, дядя Женя, ваша Душа умывается…

Глава двадцать шестая

– …Мам! Ну, что ты меня как в последний путь провожаешь! – Пашка никак не мог освободиться из плотных материнских объятий. Такси уже минут пятнадцать грелось на теплом апрельском асфальте Мосфильмовской.

– Ты прям как не цирковая! Словно сама никогда никуда не уезжала.

– Вот свои дети пойдут, тогда поймешь. – Светлана с тревогой заглядывала в Пашкины серые с мелкими озорными брызгами янтаря глаза, будто хотела предугадать его будущее. Прошлый раз после Америки он долго приходил в себя. Жил каким-то израненным, изможденным, словно вернулся из плена. Светлана чувствовала, что там что-то произошло непосильное для ее сына, нерадостное, может, даже трагическое. Но он молчал, уходил от прямого ответа: «Просто устал…» И вот опять Америка. Теперь какой-то корабль, море. Полгода… С ума сойти!..

– Мамуль! Ну, все! Мне пора. – Пашка с нежностью поцеловал мать, та нехотя расплела руки. Дядя Веня кашлянул, сбросил влагу с дергающегося кадыка, изрек много раз слышимое наставление:

– Вода в ключах, голова на плечах… Ну, ты помнишь… – Похлопал двумя руками по тем самым плечам Пашки, на которых жила его красивая и не самая глупая на свете голова.

…Они стояли в открытом дверном проеме, такие родные, какие-то растерянные, беспомощные, с просящими лицами, и в две руки крестили его вслед…

На этот контракт Пашка Жарких-младший согласился не сразу. В прошлый раз остался от Америки привкус горечи и какой-то человеческой странности, граничащей с цинизмом и равнодушием. Это была явно не его страна. К тому же там жила Джессика… Да и контракт по оплате был хилым – «Кризис!..» Но, услышав о еженедельном маршруте через «Бермудский треугольник», он с загоревшимися глазами дал добро. Ему никогда ранее не доводилось ходить на корабле по океану, да еще Атлантическому. Жюль Верн! Зеленый луч! Такого шанса в своей жизни Пашка упустить не мог…

Компания «Cirque Dreams» специализировалась на работе по сценам. Это были скорее вычурные спектакли с элементами спорта и цирка, нежели цирк в чистом виде. Лавры знаменитого «Cirque du Soleil», от которого они когда-то со скандалом отпочковались, видимо, не давали покоя. С компанией «Cirque Dreams» связал его Рогожин. С Витькой они дружили много лет, несмотря на разницу в возрасте, собственно, несущественную. Рогожин был бесшабашным, веселым, без звездного пафоса, чем и сразил Пашку. Видимо, из-за этого заработал свое прозвище, созвучное фамилии – Веселый Роджер.

Роджеру нравилось в Жаре взрослая, не по годам, рассудительность, основательность, интеллект и легкость в общении. Они были похожи, как братья, даже внешне. Пашка, правда, был заметно выше, степеннее. Иногда он словно отключался от внешнего мира, прячась в себя. В этот момент до него было не достучаться. Появлялось ощущение, что он носит в себе какую-то тайну, боль. Через некоторое время он снова становился улыбчивым, легким, остроумным…

Витька, в свое время, несколько лет отработал в Америке в «Дю Солее», потом сбежал. «Там только роботы могут работать. Я все-таки живой человек, артист!..» По первости он, воодушевленный, хотел было затащить туда Пашку. Но вскоре понял, что тот сдохнет, увянет, как цветок, который забудут поливать. Правила были жесткими – никакой отсебятины, импровизации. Шаг влево, шаг вправо – расстрел! Всё по секундам, по точкам разметки на сцене. И так по два-три шоу в день в течение нескольких лет. Некоторые забывали свои имена. Многим нравилось…

Витька успел накопить денег. Купил неплохой домик в Орландо на берегу роскошного озера. Как выдающийся специалист – артист цирка мирового значения получил Грин-карту. От российского гражданства отказываться не собирался. На Родине бывал часто, успевал поработать по контрактам с местными прокатчиками программ – Пашка старался. Все катило…

В означенный срок они благополучно прилетели в Майами. Уже на следующий день началась работа.

Труппа, с которой через месяц предстояло выйти в океан, собралась разношерстная, интернациональная. В шейкере творческого коктейля оказались русские, бразильцы, австралийцы, украинцы, мексиканцы, итальянцы, ирландцы. Все приличные мастера своего дела и неплохие ребята.

Репетиции шли в каком-то огромном ангаре. В центре его была размечена территория, точно соответствующая будущей театральной площадке на корабле. Расчерчены были даже предполагаемые гримуборные на реальном расстоянии, где нужно было за определенное время переодеться в следующий костюм и вернуться на сцену. Каждому предстояло играть несколько ролей.

Режиссер ходил с хронометром, давал задания, распределял, кто кому и когда помогает. Звучала фонограмма. Все посмеивались, бегали