но какая-то спящая, неразбуженная, что ли. Она была чемпионкой мира по «Rope skipping» – прыжкам со скакалкой! Есть, оказывается, такой вид спорта. Полжизни отдала этому делу. Ты бы видел, что она с ней вытворяла!.. – Пашка разулыбался своим воспоминаниям. Размахался руками. Он перескакивал с одного эпизода на другой. То вдавался в мелкие детали, что ему казались важными, то двумя словами обозначал то, что хотелось скрыть. Рогожин не переспрашивал, давал возможность Пашке выговориться. Таким разговорчивым он его давно не видел. Видимо, наболело у парня…

– Был у Джессики один пунктик. Она всюду таскала с собой свою скакалку – такой ярко-красный шнур. У всех на соревнованиях были белые или в полоску, а у нее алый, набранный бисером, – ее любимый цвет. Скакалку из рук не выпускала. Мне кажется, и спала с ней. Как потом выяснилось, я был недалек от истины, она всегда находилась в пределах досягаемости – руку протяни.

У Джесс был собственный групповой номер. В Штатах его знали. Он был востребован. Этакая смесь цирка и спорта. Их приглашали на вечеринки, на стадионные выступления между таймами, на рекламные съемки телевидения и много еще куда. Они были акробатами-эксцентриками. Коллектив ее был странным. Что их объединяло, я так и не понял. Они не дружили, но держались вместе. Скорее всего, их роднило… одиночество. Беспросветное одиночество каждого из них…

В группе было четверо, включая Джессику. Все невероятно разные. Туповатая дылда Миранда, долговязый Джо и еще один персонаж по имени Сэт. Этот был не просто ярко выраженный гей, а э-ге-гей, какой гей!.. Этот, хм, «акробат» скачет-прыгает, ножками сучит, глазками поигрывает, попка сдобным пирожком оттопырена. Ладошки подняты вверх, словно он готов сдаться без боя первому встречному захватчику. На его бабские ужимки – в зрительном зале громкая ржа со свистом у одних, и бурные визгливые возгласы у других – конкретных почитателей таланта Сета и его жизненного направления. Этих «членистоногих» всегда набивалось ползала. Откуда только брались!..

Миранда – отдельная песня! Я каждый раз при встрече с ней шарахался в сторону. Представь: маленькие, широко посаженные глазки по сторонам, сплюснутые скулы, крупные лошадиные зубы в улыбке – прям акула перед нападением. И постоянный вопрос на лице: «Где я?..» Такая укусит, делай потом сорок уколов в живот… Прыгала нелепо, по-мужски широко раскорячивая ноги. Все время была «на своей волне». Невозможно было определить, кто она, какая она? Миранда ни к кому не лезла в дружбу, к себе не подпускала. Она была абсолютно автономна в этом мире. Если бы он сейчас рухнул, скорее всего, этого даже не заметила…

Джо! О, этот «лимонадный Джо», как я его про себя называл. Все время прикладывался к бутылке с кока-колой. Куда в него столько влезало, не понять. Долговязый, невероятно худой нескладный клишник с лысым, как бильярдный шар, черепом и вытянутым, как у лошади, лицом. Все свои трюки через скакалку делал в немыслимых закладках ног за голову, рук за спину, с соединением кистей на животе, с закладкой вперед, когда голова с удивлением смотрела на неожиданное свидание с собственными ягодицами. Лично меня от этого зрелища каждый раз подташнивало.

Во время номера Джо подкрадывался к Джесс, которая крутила скакалки, когда кто-то прыгал в центре, и пристраивался за ее спиной. Садился на корточки и начинал развлекаться с ее роскошными волосами. Он то изображал пышную шевелюру на своем аскетическом черепе, то могучую бороду, то длиннющие усы. Каждый раз он поворачивался к публике, словно вопрошая: ну как?.. Потом комично отплевывался от якобы попавшей в рот волосинки. Долго ее искал, наконец находил. Мимически проходился по ее длине, секунду раздумывал и, вдруг, начинал через нее скакать. Это был его сольный кусок. Джо все это делал с лицом восторженного, вечно удивленного дебила. Эксцентриком он был от Бога. В «мирной жизни» он втыкал в череп наушники, включал музыку на полную и улетал в нирвану, попивая свою кока-колу. Вот такая была группа.

Пашка взял очередную паузу. Что-то долго перебирал в памяти. Снова по привычке покусывал нижнюю губу и щеку. После глубокого вдоха и затяжного выдоха продолжил. Видимо, решился рассказать о главном.

– У девчонки была непроходящая клиническая депрессия, которая, видимо, тянулась из детства. Она абсолютно не принимала собственное тело, совершенно не любила свою внешность, хотя была очень красивой. Семья странная. Какой-то нелюбовный треугольник, точнее, замкнутый круг. Джессика любила папу, папа любил Джессику. Мама не любила папу и Джессику. Папа не любил младшую дочь Сабрину и маму, звал их предателями, Иудами. Сабрина не любила папу и Джессику. Этот дом просто кипел нелюбовью. Отец пропадал в барах, заливал свое незавидное существование джином и вискарем. Однажды, после очередного скандала, был изгнан из дому. Жил в соседнем штате, правда, не один – с прогрессирующим циррозом. С этим вскоре и ушел. Это был первый вселенский удар Джессике под дых…

Джесс рассказывала, как до обмороков изматывала себя на тренировках, чтобы хоть чему-то всецело принадлежать, где можно было спрятаться от действительности. Возможно, это и помогло ей стать чемпионкой мира. А может быть, тем самым хотела обратить на себя внимание, обрести любовь матери и сестры, не знаю. Но, думаю, я прав.

Они жили втроем в большом доме. С мамой контакта не было, с младшей сестрой тем более. Будто чужие люди. Дело дошло до того, что однажды мать заявила Джесс, мол, коли тут живешь, плати за аренду комнаты. Такая вот муть. Мать!..

С Джессикой мы сошлись впервые на том, что у нас был очень схожий музыкальный вкус. Я тогда пребывал в грустно-лирическом настроении после фильма «Interstellar» и еще кое-каких приключений в личной жизни. Музыку слушал такую же. Много гитарной грустной акустики. Помню, как мы удивились, что у двух людей с противоположных концов земли половина плейлиста, и весьма специфического, сходится. Потом выяснилось, что и на этот мир взгляды схожи – чувствуем одинаково. Подивились такой разнице в плане географии и национальности и такой похожести ощущений. Думаю, с этого у нас все и началось.

Мы подыхали от усталости. Но, тем не менее, в начале декабря у нас все же завязались романтические отношения. Это было своеобразным спасением от бешеного графика. Казалось бы, бурные ночи должны были сожрать остатки сил, ан нет! Близость как раз давала нам дополнительные эмоции и те самые силы… Глубже нырнув в нее, я понял, что у той в голове непролазные дебри, куча комплексов и фобий. Все это, ясно как день, – от недостатка любви и света