Антония пискнула:

– Круто!

Я старалась дышать глубже. А потом вышла – выбралась наружу сквозь заросли малины.

Наконец все собрались около кратера, который называли ямой. Собаки были рады, что мы снова наверху, рядом с ними.

Обсудив, что нужно сделать, мы стали решать, за что браться в первую очередь.

Во-первых, принести вещи (пойдут не все, только двое).

Во-вторых, убрать малиновую поросль (вырвать, пересадить, сжечь?).

В-третьих, осушить туннель (в идеале это нужно закончить еще до наступления темноты: выгрести воду, наносить песка – что-то в этом духе).

В-четвертых, пополнить запасы еды (лучше всего ночью или ранним утром, в идеале – надолго. Фрайгунда предлагала охотиться, Бея – украсть, Иветта – купить).

В-пятых, облегчить доступ в туннель, в том числе и прежде всего – для собак (соорудить лестницу: сплести, или связать, или узлами как-то, или насыпать скат, или сделать из веток – что-то в этом духе).

Во время разговора я размотала повязку с руки. Пошевелила пальцами. Порез практически затянулся. Сейчас рана была похожа на маленький ротик, который хочет мне что-то нашептать.

В том, что этот туннель теперь наш дом, не сомневался никто. Точнее, у меня-то сомнения были, но, сказала я себе, я же всегда сомневаюсь, и неважно, о чем речь, поэтому плевать на сомнения – это все фруктовые мошки.

Оглядевшись, я увидела сияющие лица. Они раскраснелись не от бега или солнца – этот жар шел изнутри. Только Антония была бледной. Она постоянно чихала. Но все равно и она выглядела счастливой. Сейчас все было совсем по-другому, не так, как раньше. Не было и намека на так называемую взрослую рассудительность, и прежде всего на ту, к которой взрослые подталкивают нас самих. Нет ничего хуже, чем когда тебя спрашивают: «Ну? Как вам кажется сейчас разумным поступить?»

Это была не имитация, не игра. У нас не было трех жизней – только одна.

Мы были совершенно свободны! Мы могли бы прыгать и кричать – но не делали этого. Прыжки и крики ведь ничего не дают, если честно.

Под холодной кожей у меня все горело. От авантюрности происходящего!

Настроение слегка омрачали только две вещи. Первое: я по-прежнему боялась туннеля – он был низкий, и там странно пахло. Ржавчиной и холодной водой. И еще чем-то, не знаю чем, но это что-то о чем-то мне напоминало…

И второе – это то, что я до сих пор не знала, что с моей собакой. Может, Кайтек не считал себя моей собакой и просто убежал куда-то в другом направлении. Когда нет никаких привязанностей, одно направление ничем не хуже другого.

– У меня собака пропала, – сказала я. Мои слова прозвучали как плевок. Я говорила слишком тихо и слишком быстро.

– Что? – посмотрела на меня Бея.

Я собрала слова во рту и выплюнула их еще раз:

– У меня собака пропала.

– Кайтек наверняка так и ждет у рюкзаков, – Антония положила маленькую ладошку мне на плечо.

– Хорошо, ты в любом случае пойдешь за вещами, – сказала Бея. – Я тоже думаю, что он все еще там.

– А если нет, то и ладно, – сказала Фрайгунда. – Если убежал, он нам ни к чему. Неверная собака – что крысиное семейство на гумне.

– На гумне? – переспросила Рика.

Никто ей не ответил.

– Да не убежал он никуда, – сказала Антония и убрала руку с моего плеча. – Он же ужасно старый. Может, с ним что-то случилось. Например, он мог упасть в канаву и пораниться.

Фрайгунда пожала плечами:

– Либо он справится, либо нет.

– Что? Может, ей просто бросить его, если он поранился и лежит где-нибудь там? – Антония решительно затрясла головой.

– Мы не будем кормить больную собаку, – сказала Иветта. – Это ослабит наше сообщество.

В этот момент из туннеля потянуло ледяным холодом.

– Только, знаешь, не всякое сообщество преступное, – сказала Рика.

– Фрайгунда, твоя собака тоже больная. Головой. И сама ты, может, тоже! – сказала Аннушка. – И, может, это даже не лечится.

Фрайгунда уставилась на Аннушку сквозь занавес жирных волос.

– Ты имеешь в виду, ты меня вылечить не можешь, – сказала она. А потом повернулась ко мне: – Я не поддерживаю Иветту. Это ее слова, не мои. Если ты найдешь Кайтека на пути к нам – это хорошая собака. И не важно, в каком он состоянии. Его нужно кормить, он должен жить с нами. Я говорю не о здоровье, – она снова зло глянула на Аннушку. – Я говорю о верности.

Светло-рыжая Буги, которая до сих пор спокойно лежала за Рикой, поднялась и встряхнулась. Это было отличное завершение разговора. Бея сказала заключительные слова еще раз, по-другому, но, в сущности, то же самое:

– Так, хватит, парни! Я думаю, для начала тебе надо его отыскать. А потом уж посмотрим.

Все закивали. Буги снова легла на место.

Мы разделились: одни принялись бороться с малиновой преградой (Бея, Иветта), другие – строить лестницу (Фрайгунда), третьи отправились на поиски пропитания, собирать грибы и травы (Антония и Аннушка), а мы с Рикой пошли за рюкзаками.

– Никто вас не видит, – сказала Бея на прощание. Так оно и было.

Мы так думали…

Кайтека около рюкзаков не оказалось. Я изо всех сил старалась не разрыдаться.

– Можем вместе быть хозяйками Буги, – предложила Рика. Буги тотчас подбежала вприпрыжку и улыбнулась мне. Это и правда была замечательная собака. Она выглядела как будто была слегка под хмельком и хотела немедленно рассказать тебе самую смешную шутку на свете.

Я покачала головой.

Чтобы перенести все наши вещи к туннелю, мы сходили туда-обратно три раза. И каждый раз лес казался другим. В первый раз я узнавала воронки. Во второй – уже заранее знала, где они будут. В третий – начала придумывать им названия:

Пещеры-глазницы,

Ближний овраг,

Корневой овраг,

Мшистый овраг,

Три Долины кратеров.

Это было не особенно изобретательно. И, конечно, не так красиво, как названия старых рудников:

Большая воронка,

Малая воронка,

Упавшее дерево,

Папоротниковая лужа,

Кратер Иветты.

Рика, казалось, не обращала на лес внимания. Может, потому что и он на нее внимания не обращал.

Когда мы закончили, Рика присоединилась к команде борцов с малиной. Бея посмотрела на меня из ямы, стерла со лба пот.

– Антония с Аннушкой собирают травы, грибы и всякое такое. Им помощь не нужна. Фрайгунда строит лестницу. Она там, справа, где тонкие деревца.