В ответ пожимание плечами – тут, «не знаю» – там.

– А Чероки? – продолжала я.

– Он постоянно сваливает. Может, Бея его ищет.

Мы замолчали. К чему спешка? Вокруг лето. Оно стрекочет. Стоит мягкий день. Время полуденного сна. Мы подставили животы солнцу.

Фрайгунда сказала, что не может сидеть просто так. Пока светло, это неправильно. Она пошла тренировать Демона.

Некоторое время мы молчали, передав слово лесу. Чем дольше я его слушала, тем понятнее мне становилось, что здесь есть что-то, с чем мы слились. Это трудно объяснить, но бывает так, что один плюс один всё равно один. Есть мы или нет – лес звучит всегда по-своему. Одна я уже переживала такие моменты и даже создавала их специально, потому что одной легко молчать и растворяться. Для этого нужно только последовательно себя игнорировать.

Исчезнуть вчетвером – это невообразимо круто! За мгновение до того как раздался бульк и нас с головой затянуло внутрь самих себя, на макушку елки села красивая птица. Она будто зааплодировала крыльями, и верхушка дерева медленно вернулась в вертикальное положение. Птица снова замахала крыльями, чтобы удержать равновесие. Мы смотрели снизу вверх. Собаки – тоже. Птица смотрела на нас сверху вниз, склонив голову набок. Ее черные глаза видели в нас здесь, внизу, что-то такое, чего мы не могли себе представить. Не имея птичьей головы, нельзя думать как птица. Так оно было, и так будет.

– Ну? – сказала Рика вверх этому созданию. – Ты видела Бею?

Птица покачала головой.

Мы закатились от смеха.

Первой вернулась Аннушка. В руках у нее был большой букет трав.

Потом – Бея. Она нашла Чероки.

Только Кайтек так и не появился.

Девочки как могли утешали меня. Фрайгунда положила свою плоскую ладонь мне на сердце. Вообще-то – на грудь, но делала она это с таким видом, как будто там было только сердце.

Я отступила на шаг, но при этом поблагодарила ее. Когда аборигены в знак признания дарят тебе козявки из носа, нужно их поблагодарить. Так положено.

– Ну, я готовлю грибы, да? А то меня что-то червячок заедает. – Рика начала чистить грибы. – К этому блюду вам будет предложено… – пропела она, – несколько сортов засохшего хлеба на выбор. – Она взглянула на Аннушку. – И никаких булочек!

– Но собаки же такое есть не смогут, – пискнула Антония. – Или, Фрайгунда?..

– Собаки такое есть не смогут, – отозвалась та, как эхо. – Но собаки и не должны постоянно есть. Люди, кстати, тоже. И те, и другие от голода становятся послушнее.

Я вспомнила, что в одной из книжек, которые давала Инкен, что-то говорилось о еде… о правиле трех троек. Человек может три недели обходиться без еды, три дня без воды и три минуты без кислорода.

В моем случае обычно действовало еще одно «без» – три часа без сахара.

В другой книжке Инкен утверждалось, что можно готовить и есть кору. Молоть и делать из нее хлеб. И еще что есть съедобные черви, очень богатые белком. Что ты предпочтешь: прожить три месяца без еды или три дня, каждый день съедая по три червя?

Но тут, слава богу, запахло грибами и травами. Запах леса прекрасно дополнял горячую еду, которой мы чавкали. Черствый хлеб тоже казался мне удивительно вкусным. Зубы старательно измельчали и перетирали все, что им предлагалось. Все, кроме Фрайгунды, делились хлебом со своими собаками.

Я сказала, что пойду еще поищу Кайтека. Сумерки уже поднимались снизу вверх и настойчиво теснили свет. В лесу темнело гораздо раньше. Как-то синело. Я еще раз прошла всю дорогу от туннеля до того места, где лежали рюкзаки. Кайтека нигде не было.

На обратном пути мне повстречались Аннушка и Иветта. В мое отсутствие говорили о том, что есть такая штука – фриганство, это когда люди контейнерят. Именно в тот момент я узнала, что такое существует, но не очень поняла, что это. Что-то вроде воровства, но как-то по-другому?

Аннушка знала, куда можно пойти контейнерить. Но, когда речь зашла о том, кто пойдет с ней, вышла небольшая стычка между Аннушкой и Беей (потому что Аннушка хотела идти одна), а потом – между Беей и Иветтой (потому что Иветта хотела, чтобы с Аннушкой шла Бея, и той несколько раз пришлось повторить, что у нее после похода болит колено). Казалось, обе – и Аннушка, и Иветта – были немного сердиты на Бею. Мне подумалось, что это не лучшая комбинация, но что я могла сказать? Чтобы что-то сказать, пришлось бы что-то говорить.

В тот вечер, немного позже, я чуть было кое-что не сказала, но потом оказалось, что это все-таки не нужно.

Мы говорили о том, как поступать с нашим туалетом. Фрайгунда подсчитала, сколько килограммов и литров больших и малых дел скопится от семи девочек в течение пяти дней.

– Тогда просто отойдем немножко подальше, – предложила Рика. – На сорок метров. И там выроем яму.

– Как? Ложкой? – засмеялась Антония. – У нас ведь совка нет.

– Совка? – переспросила Фрайгунда. – Ты хотела сказать, лопаты?

– Собаки, – тихо сказала я. Мою идею, как всегда, озвучила Рика:

– Яму могут вырыть собаки.

– Отличная идея, Рика! – похвалила Бея.

Мне бы тоже было приятно, если б она меня похвалила.

– А тампоны? – спросила Антония. – Их же нельзя просто бросать в лесу. А то придут волки.

Вдруг собаки забеспокоились. Мы запретили им рычать.

Темнота принесла с собой треск. Звук медленных шагов. Тому, кому нечего бояться, так красться незачем. Первой начала действовать Фрайгунда. Она взяла свой нож и встала с ним в руке перед нами. К ней присоединились собаки. Фрайгунда стояла, замерев, как будто кто-то остановил вечер. Словно статуя во всполохах огня.

Бея поднялась, взяла ее за руку с ножом, спокойно опустила ее и показала на собак. Они виляли хвостами.

Фрайгунда повернулась ко мне:

– Твой пес вернулся.

И действительно, это был он! Голова как у летучей мыши. Мой пес!

Лес уже проснулся. У меня замерз нос, но в остальном было тепло. Мы лежали прижавшись друг к другу, собаки – кольцом вокруг. Я протянула руку к Кайтеку, пощупала: он был тут. Даже голову не поднял.

Когда ночью вернулись участники небольшого набега на мусорные контейнеры, Кайтек получил основательную порцию хлебного мякиша с ливерной колбасой, хотя Фрайгунда говорила, что так кормить собаку нельзя, бла-бла-бла…

Позже собачьи газы подтвердили ее правоту.

Рядом со мной что-то зашуршало. Кто там копошится – мышка? Девочка? Если еще больше скосить глаза, они закатятся внутрь и я увижу большой вопросительный знак у себя в мозгу. Мне это снится, или Иветта ест шоколад? Откуда он у нее? Почему у нас его нет? Среди трофеев набега на контейнеры были колбаса, сыр, творог. А еще – пара полуфабрикатов, раскрошившиеся макароны, сломанные огурцы, яблоки с темными пятнами. Но ничего сладкого.