дети, потерявшие из виду своих матерей; голоса матерей, ищущих своих малышей; люди, не способные более выносить жар и охлаждающие свои тела в цистернах; бегущие люди, все сплошь красные от крови[2914].

Тепловая вспышка и взрывная волна зажгли пожары, и очень скоро возник огненный вихрь. Те, кто был способен передвигаться, убегали от него, а те, у кого были переломы, и те, кто оказался придавлен развалинами своих домов, не могли. Два месяца спустя группа Либова установила, что доля людей с переломами среди выживших в Хиросиме составляла менее 4,5 %. «Дело не в том, что травм было мало, – отмечает американский врач, – а в том, что почти никто из утративших способность передвигаться не спасся от огня»[2915]. Пятилетняя девочка:

Весь город… горел. В небо поднимались черные клубы дыма, и были слышны какие-то взрывы… Эти страшные улицы. Горели пожары. Повсюду стоял какой-то странный запах. В воздухе парили сине-зеленые огненные шары. У меня было ощущение ужасного одиночества, что все остальные люди в мире умерли и только мы еще оставались в живых[2916].

Другая девочка того же возраста:

Я действительно вздрагиваю каждый раз, когда думаю о той атомной бомбе, которая за одну или две минуты 6 августа 1945 года стерла с лица земли город Хиросиму…

Мы бежали, спасаясь от смерти. По пути мы увидели плавающий в реке труп солдата с раздувшимся животом. Видимо, он в отчаянии прыгнул в реку, чтобы спастись от моря огня. Чуть дальше лежал длинный ряд мертвых людей. Еще чуть дальше лежала женщина: на ее ноги упало большое бревно, и она не могла выбраться.

Увидев это, отец крикнул: «Помогите, пожалуйста!»

Но никто не пришел ему на помощь. Все были слишком заняты собственным спасением.

В конце концов отец потерял терпение и, крича «Японцы вы или нет?», схватил ржавую пилу и отрезал ей ногу – и спас ее.

Немного дальше к западу мы видели идущего человека, который обгорел до черноты[2917].

Первоклассница, мать которой придавило обломками дома:

Я решила, что не буду спасаться без мамы. Но пламя распространялось все дальше, на мне уже загорелась одежда, и я не могла больше терпеть. Я закричала «Мама, мама!» и бросилась бежать прямо через огонь. Сколько бы я ни бежала, вокруг было только сплошное море огня и никакого выхода. Совершенно ничего не соображая, я прыгнула в [противопожарный] бак с водой. Поскольку повсюду падали искры, я закрыла голову куском жести, чтобы на нее не попал огонь. Вода в баке была горячая, как в ванне. Рядом со мной было еще человека четыре или пять, и все они звали кого-нибудь. Пока я была в этом баке, все стало казаться сном, и в какой-то момент я потеряла сознание… Пять дней спустя [я узнала], что мама умерла в тот самый момент, когда я ее оставила[2918].

То же произошло с женщиной, в то время тринадцатилетней, которую все еще преследовало чувство вины, когда Лифтон брал у нее интервью, два десятилетия спустя:

Я оставила маму там и убежала… Потом сосед сказал мне, что маму нашли мертвой, лицом в баке с водой… очень близко к тому месту, где я ее оставила… Если бы я была чуть старше или сильнее, я могла бы ее спасти… Я до сих пор слышу, как мама зовет меня на помощь[2919].

«Под развалинами домов, встречавшихся на пути, – рассказывает священник-иезуит, – оказалось в ловушке множество людей, и они кричали, прося спасти их от надвигающегося огня»[2920].

«Я был абсолютно поражен», – вспоминает разрушения мальчик, учившийся в третьем классе:

Я думал, что обрушился только мой дом, но оказалось, что все дома в районе были полностью или частично разрушены. Небо было такое, как бывает в сумерках. На электрических проводах застряли клочки бумаги и ткани… На этой улице толпа бежала на запад. Там было много людей со сгоревшими волосами, в разорванной одежде, с ожогами и увечьями… По пути дорога до отказа заполнилась жертвами; у некоторых были огромные раны, некоторые обгорели, у некоторых не было сил двигаться дальше… Пока мы шли вдоль набережной, начался дождь, холодный и темный от грязи. Вокруг домов я видел автомобили и футбольные мячи, всякое домашнее имущество, которое выбросило наружу, но никто не останавливался, чтобы подобрать хоть что-нибудь[2921].

Но и на фоне этих ужасов взгляд выживших упорно выхватывал самое необычное. Тридцатипятилетний мужчина:

По району Синсё-мати под сильным черным дождем бродила женщина без нижней челюсти; ее язык свисал изо рта. Она направлялась на север, взывая о помощи[2922].

Четырехлетний мальчик:

Было много людей, сгоревших до смерти, и среди них были такие, кто превратился в золу, стоя на ногах[2923].

Шестиклассник:

Рядом стоял полицейский, как будто охраняя этих людей. Он был весь покрыт ожогами и совершенно гол, не считая каких-то обрывков брюк[2924].

Семнадцатилетняя девушка:

Я шла мимо хиросимского вокзала… и видела людей, у которых вываливались наружу внутренности и мозги… Я видела старуху, которая несла в руках грудного ребенка… Я видела много детей… с мертвыми матерями… Не могу выразить словами тот ужас, который я ощущала[2925].

На мосту Айои:

Я шел среди мертвецов… Это было похоже на ад. Меня поразил вид лошади, горевшей заживо[2926].

Школьница видела «человека без ступней, который шел, опираясь на лодыжки»[2927]. Одна женщина вспоминает:

Меня позвал по имени человек, глаза которого вывалились сантиметров на пять, и мне стало дурно. Тела людей чудовищно распухли – трудно себе представить, до каких размеров может раздуться человеческое тело[2928].

Бизнесмен, у которого погиб сын:

Перед Первой средней школой было… множество мальчиков возраста моего сына… и больше всего меня тронул один мертвый мальчик, лежавший там, и другой, который, казалось, пытался переползти через него и убежать, и оба они обгорели до черноты[2929].

Тридцатилетняя женщина:

Человек, лежавший на спине прямо на дороге, погиб мгновенно… Его рука была поднята к небу, и пальцы горели синим огнем. От пальцев осталось около трети, и они были искривлены. По руке стекала на землю темная жидкость[2930].

Третьеклассница:

Еще был человек,