авторы исследования, выполненного в рамках Манхэттенского проекта, – не успевает произойти какое-либо охлаждение, и за первую миллисекунду на расстоянии [3,7 км]… температура кожи человека может подняться на [50 °C]»[2889].

Последствия этого адского освещения, обладавшего в 800 метрах от эпицентра энергией, более чем в три тысячи раз большей, чем солнечный свет, блестевший на листьях в саду доктора Хатии, описываются в самом авторитетном исследовании бомбардировки Хиросимы, которое было начато в 1976 году с участием тридцати четырех японских ученых и врачей:

На месте взрыва[2890] температура… достигала [3000 °C]… причем случаи поражения первичным тепловым излучением атомной бомбы… были зарегистрированы у жертв, находившихся на расстоянии до [3,2 км] от эпицентра… Первичные ожоги представляют собой травмы особого рода, не похожие на обычные ожоги, встречающиеся в повседневной жизни[2891].

Это японское исследование разделяет первичные тепловые ожоги на пять степеней: первая степень соответствует красным ожогам, третья – белым ожогам, а пятая – сгоревшей и обугленной коже. Исследование выяснило, что «сильные тепловые ожоги выше 5-й степени возникали на расстоянии [от 1 до 1,6 км] от эпицентра… а ожоги 1–4 степени [возникали на расстоянии от 3,2 до 4 км] от эпицентра… Тепловая энергия чрезвычайно высокой интенсивности вызывает не только обугливание, но и испарение внутренних органов»[2892]. Таким образом, те, кто находился в пределах километра от светящейся области взрыва «Малыша», за долю секунды превратились в комки дымящейся черной плоти, а их внутренние органы полностью выкипели. «Доктор, – говорил несколько дней спустя один из пациентов Митихико Хатии, – поджаренный человек становится очень маленьким, не правда ли?»[2893] На дорогах, мостах и тротуарах Хиросимы остались тысячи черных комков.

В тот же момент в воздухе вспыхивали летящие птицы. Загорались и исчезали комары и мухи, белки и домашние животные. Подобно гигантской фотовспышке, огненный шар запечатлел город в момент возгорания на его же минеральных, растительных и животных поверхностях. Силуэт винтовой лестницы остался начертанным несгоревшей краской на поверхности стальной цистерны. Теневые силуэты листьев отпечатались на обугленных телеграфных столбах. От визитной карточки на рисовой бумаге, висевшей на двери школьного здания, осталась каллиграфическая надпись, словно нанесенная черной тушью. Человек оставил свой контур в уцелевшем граните на раскрошившемся крыльце банка. От другого, катившего тачку, остался на вскипевшем асфальте нетронутый участок в форме человека с тачкой. Дальше от эпицентра, в пригородах, вспышка вызывала темную, похожую на солнечный ожог пигментацию человеческой кожи с незатронутыми участками в тени носа и ушей или рук, которые напуганные люди поднимали к лицу. Либов и его коллеги стали называть такую пигментацию «маской Хиросимы». Они установили, что она оставалась на коже даже через пять месяцев после взрыва.

Мир мертвых не похож на мир живых, и заглянуть в него практически невозможно. В этот день в Хиросиме эти два мира почти сошлись вместе. «Районы, ближайшие к эпицентру, настолько захлестнуло смертью, – пишет американский психиатр Роберт Джей Лифтон, подробно расспрашивавший выживших, – что, если бы человек выжил на расстоянии тысячи метров от взрыва и вышел на улицу… более девяти десятых окружавших его людей были мертвы»[2894]. Рассказать о мертвых могут только живые, хоть и окруженные со всех сторон смертью; но ближе к эпицентру, в местах, где гибло девять человек из десяти – а часто и все десять, – рассказы живых не могли не быть искаженными. Выжившие остались похожими на нас; погибшие радикально изменились, остались без голоса, без прав, без помощи. Вместе с жизнью они лишились принадлежности к миру людей. «Стояла пугающая тишина, из-за которой казалось, что все люди, все деревья, все растения мертвы»[2895], – вспоминает выжившая хиросимская писательница Йоко Ота. Тишина была уделом мертвых. О них следует помнить, говоря о том, что случилось после этого с живыми. Они находились ближе к месту событий; они погибли потому, что принадлежали к другой государственной системе, и потому их гибель официально не считается убийством; то, что с ними произошло, наиболее точно представляет самый худший вариант нашего общего будущего. В тот день в Хиросиме они были в большинстве.

Речь по-прежнему шла только о вспышке, не об ударной волне. Хатия:

Я спросил доктора Кояму, что́ он обнаружил у пациентов с повреждениями глаз.

«У тех, кто смотрел на самолет, выгорело глазное дно, – ответил он. – Световая вспышка, по-видимому, проникала через зрачки и оставляла слепой участок в центральной части поля зрения.

Поскольку ожоги глазного дна по большей части третьей степени, лечение невозможно»[2896].

Немецкий священник-иезуит рассказывает об одном из своих братьев во Христе:

Отец Копп… стоял перед женским монастырем, собираясь пойти домой. Внезапно он заметил свет, почувствовал волну жара, и на его руке появился большой волдырь[2897].

Белый ожог с образованием волдыря соответствует ожогу третьей степени.

Затем к свету прибавилась ударная волна; тем, кто находился близко к взрыву, показалось, что они возникли одновременно. Другая ученица техникума говорит:

О, это мгновение! Мне показалось, что меня ударили в спину чем-то вроде большого молота и бросили в кипящее масло… Меня, видимо, отбросило далеко на север, и мне показалось, что все направления поменялись местами[2898].

Первая девушка из техникума, учительница которой сказала всем посмотреть вверх:

Вокруг непроглядная тьма; яркое красное пламя поднимается из глубин мрака и с каждой секундой распространяется все дальше. Лица моих друзей, которые всего секунду назад энергично работали, покрылись ожогами и пузырями, их одежда порвана в клочья; с чем сравнить то, как они, шатаясь, ковыляют вокруг меня? Наша учительница прижимает к себе своих учеников, как наседка, защищающая цыплят, – и ученики жмутся к ней, стараясь спрятать головы под ее руками, как маленькие цыплята, парализованные ужасом[2899].

Свет не обжег тех, кто был внутри зданий, но ударная волна добралась и до них:

В момент взрыва этот мальчик был в комнате на берегу реки и смотрел в окно на реку. В это мгновение, когда дом развалился на части, его отбросило из задней комнаты на другую сторону дороги, которая шла вдоль набережной, и он оказался на следующей улице. По пути он пролетел сквозь несколько окон, бывших внутри дома, и его тело было полностью покрыто осколками стекла. Поэтому он и был настолько залит кровью[2900].

Ударная волна, прошедшая первые несколько сотен метров от эпицентра со скоростью более трех километров в секунду и замедлившаяся затем до скорости звука, 340 метров